И дальше все привычно. Под ногами – асфальт, справа – центральное здание тюрьмы, слева – контрольный коридор, прямо – дозорная башня. Амин обогнул ее и подошел к пропускному пункту, ведущему в СИЗО, снова показал удостоверение. Один из четырех охранников, знавший Хаммала в лицо, приветствовал его дежурной улыбкой:
– На работу идете?
«Нет, я иду развлекаться», – мысленно ответил следователь, проходя своеобразную процедуру видовой обработки. Этот малый был из отдела проверки служащих следственного изолятора – ворона, только с виду черная.
Амин перекинул пухлый кожаный портфель в другую руку и миновал ярко освещенный коридор-тамбур, где на него уставились столько же охранников. Двое сидели с правой стороны, двое – с левой. Одеты в серые рубашки и береты, вооружены автоматами Калашникова. Они индифферентно смотрели на офицера госбезопасности, толкающего никелированный турникет – неотъемлемую часть системы контроля. За пультом сидел оперативник и поглядывал на мониторы, на которые выводились «картинки» центральных ворот, внешнего КПП и всех четырех сторон контрольного коридора.
Пол, выложенный плиткой, сиял под светильниками с матовым покрытием. Своеобразный детектор, особенно – на втором этаже. Безошибочно можно угадать, приводили ли на допрос заключенных: в тюрьме пол также выложен плиткой, но бульварной, что ли. Пыль с нее переносится обувью тюремщиков и зачастую босыми ногами арестованных в СИЗО. Получаются меловые полосы.
Амин подошел к своему кабинету под номером 10 и глянул в сторону поворота, за которым находился охраняемый пост. Наследили порядочно, заметил он, не менее пяти человек побывали на допросе в кабинете номер 8.
Хаммал вошел в кабинет и включил свет, бросил портфель на стол. Он входил в так называемую группу полевых оперработников из подразделения службы безопасности. Он выезжал по вызовам, но чаще всего вел допросы, не выходя из своего кабинета.
Не успел он включить кофеварку, как к нему пожаловал коллега – вечно неопрятный капитан Бешар с шапкой черных с проседью волос и тонкой полоской усов.
– Время, время, – Бешар даже постучал по своим наручным часам. – Опаздываешь, Амин.
На самом деле опаздывал капитан, однако из-за Амина.
Хаммал недовольно сморщился и махнул рукой:
– Вот только не надо мне предъявлять претензий. Я заранее предупредил, что прийти на работу вовремя не смогу. Я отпросился, ясно? – И поиграл широкими бровями.
Амин только что вернулся из Алжира, лежащего в другом часовом поясе. Прокатился туда и обратно бесплатно. Раньше Амин работал в аэропорту Даули, возглавлял отдел службы безопасности столичного аэропорта, уже имея за плечами опыт работы в «Мухабарате».
В Алжире он улаживал семейные дела. Младший брат Амина Хабиб проживал за границей тринадцать лет, но в ближайшие месяцы должен вернуться на родину по семейным обстоятельствам. А новый сирийский закон предусматривает своеобразную альтернативу военной службе: граждане, достигшие сорока лет, а также проживающие за границей более пятнадцати лет, освобождаются от службы в армии за пятнадцать тысяч долларов. У Амина были связи среди офицеров госбезопасности алжирской столицы, и он решил все дела на месте: брату сделали документы, свидетельствующие о том, что он проживал в Алжире с 1988 года. То есть шестнадцать лет. Откос по-сирийски.
Утром сегодняшнего дня следователь Хаммал прилетел в Дамаск. Из аэропорта Даули его забрала машина службы «Мухабарат», на которой он добрался до Латакии. И – с места в карьер – приступил к работе. Точнее, не успел приступить – напоролся на претензии товарища. Ладно бы там получить втык от начальства…
– Что у тебя? – Амин сменил гнев на милость. Он открыл портфель и достал купленные по пути чизбургеры. Сначала нужно подкрепиться, а работа подождет.
– У меня, – с выражением произнес Бешар, – в разработке диверсионная группа.
«Ну, – глазами спросил Амин, – диверсионная группа, а дальше что?» Тут каждый сириец потенциальный диверсант. Каждый сосед-израильтянин диверсант. Каждый американец – шпион.
– Кто такие?
– Не поймешь. Один – точно немец. Другой – еврей. Их командир наверняка русский. Дрим тим.
– Это что, анекдот такой? – удивился Амин и откусил от чизбургера.
– Я бы хохотнул, если бы они не прибыли с заданием освободить русских диверсантов. – Бешар пожал плечами. – Кто-то ляпнул их руководству, что диверсантов повезут на следственный эксперимент. Сначала взяли командира. Он молчал. Потом ко мне в кабинет зашел один человек…
«Мур-алай», – безошибочно угадал Амин, глотая дважды: кусок пережеванного чизбургера и комок, невольно подступивший к горлу. Мур-алая ненавидела даже его третья жена.
– …Я сказал ему: «Ну теперь я тебе не завидую. Теперь даже я не смогу тебе помочь». Потом он начал кричать по-русски.
– Русское консульство поставили в известность?
– Зачем? У него фальшивые документы. По ним он – подданный Черногории.
«Да, с таким бумажным оборотом можно тянуть вечно», – подметил Амин.
– В общем, командир группы просится на повторный допрос. По твоей милости я пересидел три часа. Примешь его, – приказным тоном распорядился следователь, – а я побежал. Да, если не сидится на месте, сгоняй в воинскую часть к соседям: туда его определили.
– Конечно сгоняю, – деланно обрадовался Амин. – Делать мне больше нечего.
– Можешь взглянуть на вооружение диверсантов.
– Что, мощное оружие?
