В первом квартале 2002 года в мире зарегистрировано восемьдесят семь нападений, из них семь случаев угона, в то время как аналогичный период прошедшего года характеризовался иными показателями – шестьдесят восемь нападений и всего один угон. Из них семь нападений произошло в Сиамском заливе.
Адмирал не мог не отметить закономерности.
Начало 90-х годов – всплеск количества нападений на суда и снижение количества актов пиратства после введения совместных межгосударственных мер. На миллениум пришелся очередной рост количества случаев пиратских нападений. Опять же с 2002 года произошло резкое усиление пиратской деятельности именно в Сиамском заливе.
Но вот то, что пока выпадало из рамок закономерностей. С марта прошлого года по март нынешнего «Интерцептор» не совершил ни одного нападения. Во всяком случае, за двенадцать месяцев не было зарегистрировано ни одного обращения от потерпевших, где бы прослеживалась характерная для Накамуры жестокость. Это при том предположении, что Накамура сменил каперский катер. Но он, как оказалось, и на чем Блинков построил комбинацию, не сменил его.
Школьник выдвинул версию, которая не могла устроить его, но могла прийтись по душе Николь. Все дело в мальчике. Ёсимото уже год на «Ферме». А воспитательная работа его отца никак не вяжется с пиратскими нападениями воспитателя. Но это смотря как воспитывать.
Шон мог покончить с преступным промыслом и даже постараться выкинуть из головы все мысли о них. Только смерть многих десятков невинных людей осталась на нем несмываемым пятном.
Откуда в нем такая жестокость? – не мог понять Школьник. Кажется, он мстил. Может быть, все дело в надоевшем уже семейном конфликте? Если докопаться до психологии, а еще точнее – до американской психологии, то такое поведение покажется едва ли не нормой. Там каждый придумывает себе легенду, лишь бы полежать на диване и поделиться бредом с психологом. Там каждый четвертый ребенок подвергается насилию со стороны родителей или опекунов.
Принимая это в расчет, можно сказать, что Шон «успокоился», выиграв битву за сына. И все же. Все же трудно, невероятно трудно принять эту версию, мысленно переносясь на борт «Решетникова». Там Шон рубил головы невинным людям только потому, что ненавидел свою жену. Ему было проще снести одну – прелестную – голову и успокоиться раз и навсегда. Он совмещал «приятное с полезным», мстил и наживался? – спрашивал себя Школьник. Прямо психопат какой-то. Натуральный маньяк, поскольку ходил на дело с одним и тем же оружием, прятал его, холил и лелеял, видя в нем свой оскорбительно-маленький член.
Глупость. Бред. Но, как говорится, истина где-то рядом.
Она прогремела телефонным звонком и отдалась в ушах адмирала голосом Абрамова. Выслушав капитана, начальник управления положил трубку и тяжело сглотнул.
3
Вильман и Хаксли устали отдыхать. У них на усталость не хватало сил.
Сегодня Хаксли приснился жуткий сон. Он смутно помнил его содержание, но вот окончание сна, совпавшее с пробуждением, подняли на его голове волосы: он услышал стук упавшей мертвой руки. Ни один предмет на земле не издает такого жуткого звука. Хаксли снова мысленно перенесся на яхту миллионера. Он еще не отпустил горло девушки, а она – отпустила. Ее хватка ослабла, рука упала на свободный от ковра участок паркета. Страшный звук, четко дающий представление о смерти.
– Сходим в бар? – спросил Вильман.
Хаксли в очередной раз усмехнулся над его внешностью: «Лысый и небритый. Как будто скальпированный. Я обалдеваю. Человек со шрамом был симпатичнее. Карикатура».
Они не заглядывали в газеты, в противном случае натолкнулись бы не только на карикатуры, но и на снимки очень знакомого им корабля.
– Не знаю, – ответил Хаксли. – Не хочется спускаться. Уж скорее бы приехала подруга. Думаешь, колье у нее?
Вильман промолчал. Он думал в схожем ключе: скорее бы закончить эту работу и отдаться во власть наслаждения тишины своего дела. Больше никаких пиратских набегов – хватит, набегались. Он видел уютное бунгало на берегу моря с борта своей яхты. Больше ничего. Пытался представить образ женщины, встречающей его на берегу, но мысли стремительно возвращали его к исходному состоянию: он видит песчаную полоску и дом за ней. И все. Словно в этом мире не осталось другого клочка суши и куска белоснежной материи над головой. Странно… и чуточку пугающе. Так бывает, когда ты хочешь уснуть и рисуешь образы. Но они согласно правилу не могут вылезти за пределы рамки. Ты хочешь заглянуть за ее границы, но в ужасе понимаешь, что там ничего нет, потому что ничего не нарисовано. Пробуешь нарисовать, но воображаемая кисть водит по пустоте, капли краски с нее падают в бездну и пропадают в вечности.
– Сходим в бар, – наконец согласился Хаксли, приглаживая перед зеркалом свои золотистые волосы. – С хозяйкой парой слов перекинусь.
– Кинг-Конг так себя не вел, увидев белую бабу. Бросай подкалывать Аранту.
Вильман зашел в ванную комнату и закрыл дверь на задвижку. Из кармана широких брюк он вынул короткий нож, сделанный полностью из ацетатной смолы. Очень крепкое и надежное оружие. Вильман проверил его остроту на ногте большого пальца: лезвие оставило на роговом покрове крохотную стружку. Отлично. Он убрал нож в кожаный чехол и положил в карман. Спустив воду и оросив помещение освежителем воздуха, вышел в комнату.
– Сегодня твоя очередь платить за выпивку, – предупредил он товарища.
Они спустились в бар и заняли привычные места – в самом дальнем углу стойки.
Аранта обедала в гостиной и не могла увидеть вернувшуюся постоялицу. Николь широко открыла дверь и немного постояла в середине холла. Перекинув дорожную сумку в другую руку, она быстро направилась к лестнице и пропала из виду Вильмана и Хаксли.
– Ключ у нее.
– Я знаю. Пошли?
