– Минимум год. Оклад двадцать две тысячи. Я понимаю, это немного. С другой стороны, двести шестьдесят четыре тысячи на дороге не валяются.
– Это точно. Если не секрет, кто порекомендовал меня?
– Генерал Баскаков.
– Я слышал о нем. Но он-то откуда знает меня?
– Теперь об этом у него не спросишь. Ты не знал? Он умер недавно. Сердечный приступ.
– От виагры?
– Не шути так. Я знал его лично. И еще неизвестно, родному отцу или ему я больше благодарен.
Когда Горохов встал и вышел в туалет, Кознов тихонько прошел в спальню. Вот здесь он убьет капитана Горохова.
Сергей Марковцев впервые видел читающего журнал главу мафиозного клана. Читающего с видом строгого критика.
Султан Узбек читал статью о венгерском писателе Петере Эстерхази. Закончив ее, он снял плюсовые очки и, покусывая дужку, обратился к Марковцеву:
– Знаешь, после десяти лет работы над романом, после выхода книги, уже после смерти отца Эстерхази узнал, что родитель-то его – стукачок.
– В каком смысле?
– В самом прямом. «Дятел». Писал доносы «куда надо». Как думаешь, что сделал венгерский писатель, когда узнал об этом?
– Его отец, говоришь, к этому времени уже был мертв?
– Да. Уже два года.
– Ну, тогда не знаю. А вообще ты лучше меня должен разбираться в вопросах на тему «отцы и дети».
– Ладно, я скажу тебе, что сделал этот венгр. Ни много, ни мало – настрочил другой роман. Документальный. Под названием «Исправленное издание». Говорят, Венгрию эта драма потрясла до основания. Страна рыдала над пожелтевшими страницами доносов. Но самое забавное состоит в том, что Эстерхази в конце своего, как я понимаю, одного большого доноса на своего отца, который был мастером доносов маленьких, написал: «Жизнь моего отца есть прямое (и страшное) доказательство, что человек – существо свободное».
– Султан, у меня к тебе вопрос.
– Задавай, – разрешил Узбек.
– Ты постоянно или время от времени философствуешь?
– Время от времени, – хмуро отозвался Султан. – Я не выношу предательство в любом его проявлении. Лучше убить, чем предать, и лучше умереть, чем предать.
Марковцев так понял, что Султан до сих пор остро переживает убийство своего отца, что сердце его не пересохло. Или же он просто не мог смириться с этой мыслью, а чувства вроде как побоку.
Трудно разобраться в нем. Он разный. О его вспыльчивости могли ходить легенды – если бы он позволил. С другой стороны, легенды могли ходить о его колоссальной терпимости, с которой могла соперничать только его усидчивость. Все это с головой выдавало его неукротимую напористость.
В вот теперь, подумал Сергей, пора бы Султану задать вопрос: «Сергей, ты постоянно или время от времени философствуешь?».
Вообще обстановка в доме генерала Трохименко способствовала этому. Не сказать, что его обитатели жили на измене. К этой ситуации подходило определение «пришипились». Хозяином положения тут был Султан. Хозяин дома редко показывался из своей комнаты. Вчера Узбек без обиняков спросил у него: «На твоей коляске что, батарейки сели?» Засмеялся только он один. А потом, когда генерал укатил на своем инвалидном кресле, долго прислушивался, давая знать Марку, что ждет выстрела. Потом деланно вздохнул: «Наполовину хохол, наполовину еврей. Не дождемся».
Глава 21
Геннадий Гиндин пока не принял окончательного решения, однако мог четко сказать, что предложение «маскировщика» его заинтересовало. Это даже на фоне его одной из самых мощных в Европе пейнтбольных баз. Это и БМП и БТРы, маркеры, имитирующие стрелковое оружие. Действительно, на этом фоне не хватало маняще-скрытного антуража, как маски. С маскировочными сетями поля буквально облагородятся, они прибавят реалистичности и драйва. Но стоило ли отдавать оформление (именно в таком ключе подумал Гиндин) этому человеку? Рыжий, с овальным лицом, которое оттягивала мощная нижняя челюсть с крупными зубами, он даже чем-то напоминал российского актера Виктора Авилова, сыгравшего главную роль в фильме «Господин оформитель». Есть ли у него кличка? «Господин оформитель» – ему подходит.
– ...Мы ознакомились с вашим предложением.
Кознов кивнул в знак признательности.
– Прежде чем пригласить вас для беседы, мы сделали запрос в воинскую часть, где вы проходили службу, – продолжил Гиндин. – Наверное, если спросите про повод, то он у нас, конечно же был.
– Было бы любопытно узнать.
– Ну вы оставили координаты войсковой части, – пояснил директор клуба. – Мы получили хороший отзыв о вас. Он соответствует письменной характеристике.
Но получили больше, мог честно признаться Гиндин. Во время телефонного разговора с начальником штаба в звании подполковника нарисовался словесный портрет Алексея Горохова, и он полностью соответствовал образу человека, который сейчас находился перед Гиндиным. Больше того, Гиндин надеялся увидеть именно такой облик, с подробностями, который нарисовало его воображение.
У капитана были наивные, трогательные белесые ресницы, как у Бориса Беккера, пришло к Гиндину новое сравнение, – они обрамляли его неповторимые
У директора клуба был богатый кабинет. В очень похожем кабинете Виктор Кознов был не раз. Принадлежал он покойному генералу Баскакову. В первую очередь об этом напоминал роскошный глобус.
– Вы так внимательно осматриваетесь в кабинете, – заметил Гиндин.
– Да, – покивал Кознов, – он мне напомнил одного человека. Командира дивизии, – конкретизировал он. И чтобы не быть голословным, заодно ответил на немой вопрос Геннадия Гиндина. – У него был такой же глобус. Если присмотреться – отсюда мне не видно, – то по красной пунктирной линии можно проследить путь экспедиции Магеллана вокруг света. А еще – эпохальный маршрут Христофора Колумба.
– Да, верно, – подтвердил директор. – Я предупреждал вас по телефону, чтобы вы не бронировали гостиничный номер.
– Да, – кивком головы подтвердил Кознов.
– Приглашаю вас два-три дня погостить на нашей базе. За этот срок, думаю, мы придем к единому мнению.
Гиндин проводил Кознова до приемной, где передал его одному из своих помощников – богатырского телосложения парню лет около тридцати по фамилии Жевка.
Гиндин привык обсуждать даже коммерческие вопросы с начальником службы безопасности, хотя в этом плане Эдуард Ткаченко представал в качестве безмолвного отражения своего шефа.
– Был бы он помоложе, – кивок на дверь, через которую четверть часа назад вышел «маскировщик», – я бы послал его к чертовой матери. В смысле, меня не заинтересовало бы его предложение. Кругом столько прилипал и приживальщиков. Этот же действовал «громкой сапой». Фактически раскрыл все свои секреты. Сейчас так никто не делает.
– Тебе стало его жалко?
– Я не закончил мысль. Сейчас так никто не делает, сказал я. Но и лучше, чем он, с его работой никто не справится. Я сэкономлю кучу бабок, если доверю глобальную перепланировку, с учетом его методик, ему же. Я представляю, что здесь появится некто, выигравший тендер, а вместе с ним – куча помощников, осветителей, стилистов и прочей братией. Мы не кино сымаем здесь, правда?
– Что правда, то правда, – улыбнулся Ткаченко.
В этой правде была доля неправды: кино здесь «сымали», и не раз. Грохот техники, залпы орудий, лихие
