Мы еще долго говорили о превратностях человеческих отношений. Я рассказала, как в детстве подруги несправедливо заподозрили меня в воровстве фантиков от конфет, которые у нас были своего рода «деньгами» при обмене лоскутков материи или пузырьков от духов. И девочка, которая украла фантики, громче всех выступала с обвинениями. Но ведь в итоге выяснили-таки, кто воровка, справедливость восторжествовала. Она всегда торжествует, если не бездействовать, не складывать крылышки.
Никита и Митя на волнах доверительности покаялись мне в некоторых «преступлениях», которые в другой ситуации вызвали бы у меня гнев. Но я только ущипнула Никиту: «Очковтиратель!», — когда он признался, что подтирал ластиком отметку в дневнике, и теснее прижала к себе. Потрепала за вихры Митю, когда он рассказал, как изучал техническую мощь унитаза — отматывал от рулонов туалетной бумаги ленты и спускал, пока не забилось. «Хулиган!» — Я высвободила затекшую руку и удобнее устроила Митю. «Что, мы унитаз не починим? — думала я. — Или туалетной бумагой не запасемся?»
Как я ни наслаждалась атмосферой душевного единения с сыновьями, но все-таки постаралась выяснить некоторые мне совершенно непонятные реалии. Мити-первоклассника тетрадки по письму: в начале строчки — как положено, буква в клеточке, потом две буквы в клеточке, потом три буквы, к концу строки — мешанина. Следующий абзац, вроде: «мама мыла раму» — все нормально, каждая буква на отведенном месте. Потом снова — буквы как слепившиеся пластилиновые человечки.
Оказывается! Мите настолько скучно и противно было чистописание, что он придумал себе игру: вписать на строчку заданное предложение. Поместится или не поместится? Как буквы распределить, чтобы влезли? А мы с учительницей понять не могли: мальчик неглупый, а диктанты пишет, как дебил.
У математиков, доложу я вам, уже в детстве поиск алгоритмов присутствует. Они не только придумывают задачи, но и ищут им красивые решения.
Переваривая информацию, совершенно не представляя, как Митю отвадить от экспериментов со школьными тетрадями (оценки в которых объективно снизят балл успеваемости), я молчала.
— Митька! — сказал Никита. — В школе по предметам, арифметика там или русский, играть — себе дешевле.
— Себе дороже, — автоматически поправила я.
— Ага! — согласился Никита. — Митя, ты им сделай, чтоб не придирались. Разве тяжело?
— Легко, — заверил Митя.
— Вот и выдай им, чтоб не приставали. У меня много раз так было. И мама не будет нервничать, и папу не станет звать.
— Скучно ведь! — сказал младший сын старшему.
— Ага. Но надо воспитывать эти… характеры.
— Зачем мне характер?
Я лежала, замерев, дети словно забыли о моем присутствии.
— Митька, ты дурак! У каждого человека есть характер, чтобы уважали.
— Чтобы другие уважали? — уточнил Митя. — Я хочу себя сам уважать. Как бабушка Саша. Плохо, что ее тут нет.
— Ужасно плохо, — согласился Никита.
— Она бы поняла.
— Ага!
— Она здоровская.
— Я скучаю без бабули Саши.
— Я к ней часто хочу.
— Я тоже.
У меня вырвался горестный вздох — знали бы мальчики, как мне не хватает мамы.
На пороге спальни появился Женя. Мы не слышали, как он вошел в квартиру.
— Лежебоки!
Я-то видела по дерганью мелких мышц его лица, что умиляется, что завидует — вы тут блаженствовали без меня.
— Ужина нет! Не накрыт стол! — изображал тирана Женя. — А они на кровати валяются!
— Что там ужин, — говорила я, вставая. — У мальчиков домашнее задание не сделано. Гора неглаженого белья, включая детскую школьную форму и твои сорочки. Если утром у тебя нет свежего белья, ты неистовствуешь как рыцарь, которому оруженосец доспехи не начистил. Распределяем обязанности: дети идут готовить уроки, ты жаришь картошку, делаешь салат и варишь сосиски. А я займусь бельем.
— Детям, как всегда, самое простое, — буркнул Женя.
— Папа, давай поменяемся? — предложил Никита.
— Папа, ты знаешь, что такое метонимия? — спросил Митя.
— Я-то знаю, но… пусть мама объяснит.
При всем почтении к родителям дети рано стали оттачивать на нас свои острые язычки.
Сидим как-то за столом. Муж за что-то сыновей журит, журит. В финале заключает:
— Недаром говорится, что природа отдыхает на детях.
— Извини, папа, — говорит тринадцатилетний Митя с лукавой усмешкой.
— Что такое? — настораживается Женя.
— Природа отдыхает на детях гениев.
Расхохоталась первой бабушка, уж больно ловко
Митечка нас в негении записал.
Другой раз Никита сказал папе:
— Когда рассказываешь, как надо себя вести, ты похож на голову Кашпировского.
Тогда вся страна ежевечерне прилипала в экранам телевизоров, с которых талантливый гипнотизер, лицо — крупным планом — зомбировал народ.
Мою маму всегда очень радовало, что дети владеют иностранными языками. Сама она когда-то учила немецкий, английского и испанского не знала.
Мы приехали в отпуск, Никите двенадцать лет, Мите девять. Бабушка печет им блинчики, подкладывает горяченькие со сковородки. Внуки с умным видом беседуют. Никита говорит на английском, Митя отвечает по-испански. Бабушка умиляется, светится от радости. Я влетаю на кухню, хватаю блинчик, быстро прожевываю, собираюсь выскочить, но торможу у порога, прислушиваюсь к диалогу.
В переводе на русский это звучало так:
— Ты баран, — говорит Никита.
— А ты козел, — отвечает Митя.
— У тебя в голове мусор.
— А у тебя вообще головы нет.
— Обезьяна!
— Мороженая рыба!
— Сам ты размороженный дурак.
К удивлению мамы, я вспыхиваю и начинаю гневно стыдить детей:
— Как вам не стыдно? — по-русски. — Пользуетесь тем, что бабушка языков не знает? — по-испански и повторяю по-английски.
— Что происходит? — хмурится мама.
— Сейчас два эти полиглота переведут тебе на родной язык, о чем говорили.
— Бабуля, мы шутили, — тупит взор Митя.
— Ага, — подхватывает Никита, — новые слова закрепляли.
Когда я пересказываю маме, какими характеристиками обменивались внуки, она только пожимает плечами и спрашивает:
— Еще блинчиков?
Я снова возвращаюсь к этой ситуации, когда мы остаемся с мамой вдвоем. Говорю о двойном «правонарушении»: во-первых, неприлично говорить на
языке, которым кто-то из присутствующих не владеет. Во-вторых, они обзывали друг друга!
— Во-первых, — спокойно возражает мама, — дети знают, что мне нравится, когда они говорят по-
