Я спросил у мамы, не можем ли мы оставить у нас Джаспера навсегда. Мама покачала головой:
— Если они его не оставили Мэри, то и нам не оставят.
— Но ведь они не любят его.
— Это говорит Джаспер. Госпожа Пикпир, наверное, думает по-другому. Я даже уверена. По-своему, конечно, она его любит. Билли ведь тоже говорит, что я люблю вас не той любовью.
Я сказал маме, чтобы она не огорчалась из-за Биллиных речей:
— Она так не думает!
Мама вздохнула:
— Кроме того, есть еще кое-что,— и замолчала, не решаясь продолжать.— Есть еще одна проблема...— мама опять споткнулась.— Он... Он...
— Что еще? — допытывался я.
Мы сидели на кухне и чистили картошку. Когда мама замолчала, вошла Билли.
— О чем речь? — спросила она.
Мама вертела перед глазами картофелину, будто видела ее первый раз в жизни. Потом, посмотрев на Билли, решилась:
— Он любит тебя, Билли.
— Вот как! — произнесла Билли не без гордости.
— Да, так! Хочет с тобой обручиться.
— Этого еще не хватало! — пробормотала Билли, опускаясь на ведро с очистками.
Такой беспомощной я ее никогда не видел.
— Он еще и поэтому хотел уйти из жизни,— сказала мама.— Он считает, ты с ним не обручишься.
— Но ведь он ребенок!
— Он младше тебя на год.
— Что же делать?
— Не знаю! — ответила мама.— Он попросил меня спросить о твоем согласии. Я это и делаю.
Билли вскочила с мусорного ведра.
— А ты не сказала ему, что он слишком молод для меня, и вообще?..
— Нет! — ответила мама.— С его стороны — это признак большого доверия. Да и что говорить! Я счастлива, что он жив!
— Как он вообще пришел к такой мысли?
Мама приложила палец к губам и кивнула в сторону комнаты:
— А почему бы и нет? Если человек любит кого-то и тот его тоже, им нужна уверенность. Раз у него нет больше Мэри, он сделал выбор. Не меня же или Эвальда ему выбирать!
Я глубоко вздохнул и сказал Билли:
— Обручись с ним!
Билли растерянно уставилась на меня.
— В субботу он улетает. Побыть обрученной четыре дня — небольшой труд.
Билли, покачав головой, объяснила, что, во-первых, он никогда не будет обручаться, а если все-таки будет, то уж, конечно, не с ребенком, а с мужчиной. И тот должен соответствовать ее идеалу: быть высоким, загорелым, с черными волосами и зелеными глазами.
Такую глупость мне было противно слушать, и я ее перебил:
— Прекрасно! Совсем недавно ты выговаривала маме, что она любит лишь благоразумных людей. Ты еще хуже. Можешь любить только красивых. А любить Джаспера просто так, потому что он нуждается в любви, ты не можешь!
— Он передергивает! — сказала Билли маме, на что мама ответила:
— Ну правда же! Джаспер улетает в субботу. Осталось немного...
— Ты тоже так думаешь? — Билли вновь опустилась на мусорное ведро.
— Не знаю. Но это никому не повредит. А ему поможет. Это ведь не настоящее обручение, он же ребенок. Я думаю, ему нужна уверенность. Понимаешь?
— Нет! — ответила Билли.
— Он сказал, что уже породнился с нами.— Мама взяла картофелину и принялась ее чистить.— А может, это все глупости.
— Нет, не глупости,— сказал я.— Ты права, мама.
Я понимал, что было на уме у Джаспера. Раз они с Мэри не родственники, то его не оставили с ней. И не разрешили ее навещать. Теперь он хочет породниться с нами. Логично!
— Может, мне с ним просто поцеловаться,— проворчала Билли,— и стать его возлюбленной?
— Билли! — мама в ужасе чуть не отрезала себе палец.— Не говори так! Я уверена — Джасперу не нужны поцелуи. Ни про какую такую любовь он и не думает.
— А в следующее лето он опять приедет. Что тогда? — спросила Билли уже менее ворчливо.
— Целый год! За это время многое изменится. Надо радоваться, если такой человек, как Джаспер, будет счастлив год.
— Ну ладно! Хватит устраивать театр! — сказал я.— Сейчас мы нажарим ведро картошки. И ведро рыбы. Достанем белую скатерть. У каждой тарелки положим красную розу. Я куплю два кольца. Наденем им на пальцы. Вот и все обручение.
— Я должна подумать! — сказала Билли.
— Сделай это, Билли. А не хочешь — не делай. Не думай, что я тебя заставляю. Все зависит от тебя.
Я не понимал, почему они против праздника с картошкой и рыбой и обмена кольцами. Вечером, в постели, Билли сказала, что решилась.
— Я обручусь. Но если в следующее лето он приедет и захочет на мне жениться, потому что ему уже пятнадцать, то посмотрим, как вы меня вытащите из этой истории! Об одном прошу тебя: никому не говори. Если разболтаешь в школе, я тебе покажу!
Я поклялся страшной клятвой.
Среда, 26 августа
Билли сказала маме, что готова к обручению. Мама сообщила об этом папе. Папа — Джасперу. Уж не знаю, какими словами, на каком языке. (Позже папа говорил: ничего глупее в его жизни не было!)
Джаспер выслушал это спокойно. Он сидел за столом, будто ничего особенного не происходило. Только ел больше обычного.
После обеда мы поехали к Дунаю покататься на лодке. Только отплыли, начался дождь. Погребли обратно. Когда приблизились к берегу, дождь перестал. Вернулись. Так мы трижды отплывали и возвращались. Наконец нам это надоело. Сдали лодку и поехали в Пратер.
Папа с Джаспером кидались на автоматы, как сумасшедшие. У нас с Билли настроения не было. Мы сидели на лавочке у входа в «пещеру». Билли была обижена; Джаспер не обращал на нее никакого внимания.
— Я себе по-другому представляла сгорающего от любви мальчика,— сказала Билли.
Четверг, 27 августа
Праздновалось обручение. Было так, будто мы все обручались друг с другом. Много ели. Не только картошку с рыбой, но и сосиски, торт, пирожное. Папа открыл бутылку шампанского.
Джаспер, балда, придумал «обручение с кровью», что-то вроде кровного братства. Он надрезал своим ножом (который всегда носил на животе) палец, потребовал того же от Билли, а потом приложил свой палец к ее. Когда же я отдал ему два кольца, купленных на остаток «табельных» денег, он был доволен. Потом мы пели. Английские песни, венские, отрывки из оперетт, детские песенки — все вперемешку. Когда я
