— Now you have your own room (Теперь у тебя отдельная комната),— проговорил я, обращаясь к его спине. Я сказал это почти дружелюбно, так как радовался, что следующие шесть недель не буду жить с ним вместе.
Понедельник, 20 июля
Билли и я спали долго, потому что накануне не могли заснуть допоздна. Спать в комнате с симпатичным тебе человеком всегда приятно. Мы долго обсуждали нашу жизнь и только около трех пожелали друг другу спокойной ночи. Про Джаспера мы тоже говорили. Но в этом вопросе мы не были единодушны. Билли не находила его ужасным. Она считала, что на меня повлияло мнение Петера. За полдня нельзя узнать человека и оценить его. А пока не можешь его оценить, нужно думать только хорошее. Говорить так было благородно с Биллиной стороны. Но я чувствовал, Билли защищает Джаспера только потому, что он поступает назло родителям. Я даже подумал, она тайком радуется, что родители не знают, как поступить с Джаспером. Чужого ребенка ведь не обругаешь, как своего собственного. Да и к любителям проповедей Джаспера не отнесешь. Он заявил, что не знает немецкого. А папа не настолько знал английский, чтобы произносить воспитательные речи.
Встали мы с Билли только в полдесятого. Мама на нас посмотрела довольно кисло. Она не любит, когда валяются в постели даже во время каникул. Сама она «жаворонок» и просыпается рано. Ей хочется, чтобы и мы были такими же.
— Джаспер,— сказала мама,— еще спит.
Это мы и так поняли: из моей комнаты доносился ужасный храп.
— Собственно говоря,— сказала мама,— я собиралась сегодня показать Джасперу Венский лес и горы Каленберг и Леопольдсберг. Папа оставил нам машину. Но раз он так долго спит,— добавила она недовольно,— то ничего не выйдет.
— А ты его разбуди,— предложила Билли.
— Думаешь? — мама сомневалась.— Нет-нет! Пусть уж поспит в первый день.
Билли пихнула меня локтем под ребро: «Она боится! Потрясающе! У нее не хватает духа разбудить парня. За это я подарю ему пять шиллингов!» (Помимо прочих достоинств наша мама — специалист по побудке. Иногда мне кажется, что ей доставляет удовольствие оторвать ото сна кого угодно. Особенно ей удаются стягивания одеяла и фокусы с мокрой тряпкой.)
Джаспер появился, когда мы обедали. Полусонный, он брел в прихожую. Через открытую дверь его было хорошо видно. У мамы с ложки, которую она только что поднесла ко рту, упала клецка и вырвалось что-то вроде писка. Джаспер был абсолютно голый...
В нашей семье бегать голым не считается зазорным. Запрета на это нет. Однако никто так не делает. (Билли иногда топает в ванную в одних плавках, но, завидев меня, мгновенно улетучивается.)
Джаспер доплелся до кладовки и распахнул дверь. Увидев там полки с банками, закрыл ее.
— Take the door on the left side! (Открой дверь слева!) — прокричала Билли. Джаспер ткнулся в левую дверь. Там был туалет
— Принеси ему свой купальный халат,— сказала мне мама.
— Почему мой? — запротестовал я. (Вообще-то я не жадный, но купальный халат во время каникул — вещь самая необходимая.)
— Тогда мой,— сказала мама.
— А собственно, зачем? — спросила Билли выжидающе.— Считаешь это неприличным?
— Конечно, нет.
— Тогда зачем ему одеваться? Сейчас же не холодно,— невинно улыбнулась Билли.— Он совсем как новорожденный ягненок!
— Мы же не ходим голыми! И баста! — закричала мама.
Но мамино «баста» не действовало на Билли, как папино.
— Нам и не нужно ходить голыми,— сказала Билли.— Другое дело, можно ли ему быть голым?
— Считаешь, он так красивее? — У мамы нашлись другие аргументы.
— В трусах он не лучше,— сказала Билли.
Тут и я встрял исключительно из братской солидарности:
— Все равно у него живот выпирает.
Билли захихикала, а мама, клянусь, покраснела.
Из туалета донесся шум воды.
— Эвальд,— в мамином голосе была настоящая паника.— Быстрей халат!
Пока я оторвался от кресла, Джаспер исчез в моей (своей) комнате. Билли ухмыльнулась.
— Положи мой халат на его постель,— сказала мне мама.— Он догадается его надеть.
Билли бросила на меня строгий взгляд: «Не ходи! Не бери халат!»
Я решил уклониться:
— Твой халат в фиалках и с рюшками. Он нипочем не догадается его надеть!
— Тогда папин! — закричала мама.
— Он в нем ноги сломает,— заметила Билли. (Папа у нас почти двухметрового роста.)
Джаспер прервал наш спор, появившись из моей (своей) комнаты. На этот раз на нем была майка и роскошные трусы в полоску. Он проследовал в кухню, не бросив на нас ни единого взгляда. Слышно было, как он открыл холодильник. Потом мы увидели его шествующим через прихожую с литровым пакетом молока в руках. Пакет был надорван. Джаспер пил на ходу, оставляя за собой молочный след. Пить из пакета все- таки неловко.
— Ничего подобного я в своей жизни не видела,— сказала мама.
— Век живи, век учись,— довольно заметила Билли, вставая из-за стола.
В этот день Джаспер трижды ходил за молоком. На сем кончились наши молочные запасы. И трижды он ходил в туалет. Помимо «молочных» и «туалетных» хождений, комнату он не покидал. (Я решил на время расстаться со своим правом собственности и буду говорить теперь «его комната».)
К ужину он тоже не вышел. «He is not hungry» («Он не голоден»),— сообщила Билли после того, как сходила за ним.
Поздно ночью (Билли и я были давно в постели, да и папа с мамой тоже) я услышал шаги в прихожей. Но света не включали. Я бы мог его увидеть: дверь в Биллиной комнате закрывается неплотно. Когда в прихожей горит лампа, внизу светится тонкая полосочка.
— Он шастает по прихожей,— прошептал я Билли. Но она уже спала. Я натянул одеяло на уши и подумал: вот что бывает, когда вешаешь себе на шею обменного ребенка! Посмотрим, что из этого выйдет.
Но даже эта мысль не доставила мне радости. От шагов в прихожей становилось грустно.
Вторник, 21 июля
Джаспер опять спал до обеда, потом выпил два литра молока и упрятался в своей комнате.
— Так больше не может продолжаться,— нервно сказала мама.
Вечером позвонили господин и госпожа Пикпир. Папы еще не было. А мама отправилась в молочный магазин.
Трубку взял я. Но понял только, что говорят Пикпиры из Лондона. Они хотят знать, как поживает их сын. Пришлось звать на помощь Билли. Билли взяла трубку и стала слушать. Потом, отведя трубку от уха, сказала: «Они опять приняли меня за маму!» (Это нравилось ей чрезвычайно.) Затем Билли пробормотала пару раз уже в трубку: «No, oh no!» («О нет, нет!»), «Really no!» («Действительно нет!» и «No, no, he is a nice fellow. I like him!» («Нет-нет, он славный парень. Он мне нравится»)— Еще послушала и позвала Джаспера: 'Jasper, your parents!' («Джаспер, твои родители!»).
