бездонный колодец, и неизвестно, с какой стороны последует удар (в военном смысле, естественно). Приходится постоянно быть начеку.
Ваш Йони.
Р. Б. Когда я месяц тому назад приезжал в последний раз в Иерусалим, у Идо были усы. Нынче усов уже нет. За исключением этого, у нашей образцовой молодой пары ничего нового.
[Брурии] 1.2.75
С нашего утреннего разговора прошло примерно пять часов, и занесенная ветром пыль отливает серым среди мельчайших дождевых струй, которые то появляются, то исчезают с каждым новым порывом ветра.
Мне было грустно, когда я говорил с тоЬой. Сейчас грусть притупилась и отдалилась, витает где-то, задевает и не задевает. Я чувствую особенную грусть, когда мы вместе, и не совсем вместе – например, когда говорим по телефону.
Немного погодя я позвонил Тути и сказал ей, что я в армии и что мне грустно, потому что я хочу быть с тобой. Она очень удивилась, так как я никогда не говорил ей, что иногда мне бывает в армии тяжело. Может, мне прежде бывало не так тяжело, потому что я уже в армии очень давно, а в последнее время не чувствую того напряженного интереса, который был у меня прежде. Случались трудные времена и тогда, но я никогда ей не говорил, что мне бывает тяжело в армии.
Я помню, что несколько лет назад был месяц, когда я подряд, раз за разом переходил границу. Трижды у меня были стычки с арабами (очень глубоко на их территории), и в одну из них я убил человека – впервые с такого близкого расстояния, примерно в полметра. Я опорожнил в него весь магазин патронов, пока он перестал трепыхаться и умер. Возвращаясь после каждого раза домой, я ничего ей не рассказывал, и только каждый раз сильнее обнимал. И тогда мне бывало тяжело.
Убивать с очень близкого расстояния – это не то, что направлять винтовку за сто метров и нажимать на курок – это я делал еще когда был молодым. С тех пор научился также убивать и вблизи, приставив дуло к телу и нажимая на курок, чтобы вышла одна пуля и убила с большой точностью, а тело заглушило бы звук выстрела. И это увеличивает общую меру тоски в человеке. Это не минутная преходящая тоска, а нечто такое, что западает внутрь и о чем забываешь, но оно существует.
В одну из наших первых встреч я тебе сказал, что у меня нет отталкивания или страха перед самообнажением, и это так, потому что меня не беспокоит, что обо мне подумают. Но только потребности в этом я не чувствовал. Потребность эту пробудила во мне ты. Потребность не в самовыражении, а в соучастии. Потребность в том, чтобы ты знала, что со мной происходит, потребность раскрыться перед тобой, чтобы ты могла чувствовать меня – и вместе со мной.
Я перечитал написанное и хочу перейти к другой теме.
Не то, чтобы мне опротивела армейская работа, вовсе не так. Я работаю так же, в том же темпе, предъявляя все те же требования. Уменьшился только мой интерес к работе. Нет нового, нет напряжения, исчезла связанная с опасностью авантюристическая жилка. Осталась система. в которую приходится вкладывать массу труда, чтобы поддерживать определенный уровень, чтобы совершенствовать ее, чтобы победить в войне, чтобы не дать миру нас уничтожить. Потому что это важно, потому что я в это верю. Но лично для меня в моей должности нет ничего нового. Уже десятый месяц, как я командир батальона, и могу продолжать так еще долго, но… Имеются 'но'. И одно из них то, что мне не хватает тебя.
Только что вышло солнце, и ветер разогнал облака.
[Беньямину и Мирьям] 3. 2. 75
Дорогое мое семейство!
Биби, как это ты прочел мои мысли и прислал мне каталог Гарварда? Есть шанс, что я приеду в Америку на летний курс плюс семестр. Это может получиться так: возможно, что командование частью я получу не зимой, а летом. До сих пор я не дал ответа в отношении своей кандидатуры на зимнее время (в районе января), ной не отказался от этой возможности. Если это произойдет, то за лето и осень я продвинусь в смысле получения степени бакалавра. Это, по существу, главное, что меня в данных перемещениях привлекает.
Танковые войска – интересная область. В них заключена неведомая пехоте мощь, их способность маневрировать весьма впечатляет. Хорошо было как следует узнать эти две области, из которых в настоящее время состоят сухопутные вооруженные силы.
Батальон мой считается первым в бригаде, и это не только мое мнение. При всей скромности, следует признать, что батальон действительно хорош. Как всегда, я тут же прибавляю, что еще много осталось сделать и что работе нет конца. Но сегодня уже десять месяцев, как я командир (время бежит), и вскоре кончаю с этой должностью. Возможно, что проработаю больше года, но не намного. До сих пор не энаю, что предполагается дальше в танковых войсках, но допускаю, что речь идет о помощнике командира бригады или о чем-нибудь подобном. Если приду в часть зимой, то в танковые войска вернусь лишь года через три. Это – большой срок, и оставаясь в танковых войсках, я бы значительно продвинулся.
Но я не слишком стремлюсь к чинам. Не находясь в танковых войсках, я бы успел и учиться и быть в части, которая, несмотря ни на что, меня до сих пор интересует. Вопрос остается открытым, но привлекательный момент во всем этом – возможность учиться и отдохнуть.
О происходящем в стране нет надобности писать подробно, все ведь всем известно. Продают нас. Встретимся в следующей войне.
Возможно, что в ближайшее время войны не будет, потому что зачем же арабам воевать, если они все получат даром?
Мы все здесь рады слышать, что вы здорово трудитесь ради нашего общего дела, то есть для того, чтобы мы продолжали существовать. Доволен вашими успехами в этой области. Хотелось бы знать подробности об этой в высшей степени важной работе.
Неделю назад получил от отца ответ на мое ностальгическое письмо родителям. Просто вспомнил о детских годах и погрузился в прошлое. Как видно, отца в результате охватило чувство, будто он нас забросил. Я напишу и попытаюсь ему объяснить, что ничего плохого не случилось, что мы все трое о-кей, здоровы и благополучны, и что воспитание наше было успешным. Попытайтесь их немного успокоить, потому что мне кажется, что мое письмо вызвало чувства, которые я не рассчитывал и не хотел пробуждать. Просто заскучал о прошлых временах. Знак, что старею.
Несколько дней назад побывал на улице Порцим, побродил по двору и сказал Брурии, что играл здесь в салочки, и вдруг сообразил и прибавил, что было это 20 лет
»язад. Что вы на это скажете?
Мы с бешеной скоростью мчимся во времени, и нам кажется, что время от нас бежит. Занимает меня мера времени в его отношении к жизненной цели.
Идо и Дафна – по-прежнему чудесная пара. Идо, как мне кажется, довольно много занимается, делает успехи в учебе и, к моей радости, получает от этого удовольствие. Дафна по-прежнему всех чарует. Смотришь на них – и улыбаешься от удовольствия.
Моя Брур! 25. 2. 75
Сейчас вечер, нет света, и я в роли 'обеспокоенного командира'. Обнаружил сегодня, что у меня есть один командир взвода, который не справляется как следует со своей должностью, и на его счет у меня возникли опасения.
Ть* не представляешь, до какой степени это дело меня беспокоит. Каждый офицер – на вес золота, и я удивляюсь, как случилось, что этот от меня ускользнул. Есть, разумеется, причины, и их даже много, объясняющие его вопиющее незнание местности, и тем не менее… я неспокоен.
Конечно, зло можно исправить, и сделать это не так сложно, но я снова убеждаюсь, что должен этим заниматься лично, оказывая непрерывное давление, а не ограничиваться руководством сверху и подробными инструкциями. Кроме личного вмешательства, иного пути выяснить дело до конца нет. Так как этот факт для меня не слишком нов, я озабочен вдесятеро тем, что не обратил на того офицера внимания раньше.
Пишу при свече. Романтично, но не практично.
