— А я разошлась с мужем. Негодяем оказался. Вскоре запил, драться стал. Промучилась год и вернулась в деревню, к своим. Продавцом в магазине работаю, ращу сына. На личной жизни крест поставила. Кому нужна с ребенком? В деревне девок тьма! Разводяги не в спросе.
— Муж не навещает?
— Да что ты! Через месяц на другой женился. Пить перестал. Говорят, даже на работу пошел.
— С новой женой не дерется?
— Та сама любого уделает! Я позвонила им, хотела насчет алиментов узнать, собираются ли их мне платить? Так знаешь, что ответила та мадам? Послала на лифте по многоэтажке!
— Это как? — не понял Герасим.
— Во все свободные и занятые дыры послала. Матом
— Ты же не с завязанными глазами выходила за него замуж! Поклонников хватало. А при большом выборе часто ошибаются, — пожал плечами.
— Молодая была, глупая. Да что теперь толку в сожалениях? Вон и у тебя судьба не сложилась!
— Я в своем никого не виню. И начну с чистого листа.
— Дай Бог, чтоб повезло! Ну а когда настроение будет, заходи в гости. Поболтаем! Я одна живу с сыном! — Улыбнулась зовуще и ушла.
Герасима вскоре отправили в Афганистан. Там он никогда не вспоминал Катьку.
В десантной роте была своя, одна на всех, Юля. Медсестра. Она походила на мальчишку. Узкие плечи и бедра, тонкие до прозрачности руки, короткая стрижка, озорная челка над зелеными глазами. У нее был сиплый от курева голос. Юльку в десантной роте никто не считал за девушку. Она и курила, и материлась по-мужски. У нее не было родителей и родни. Девчонка выросла в детдоме. Туда ее привезли на милицейской машине еще совсем маленькой. В таком возрасте ничего не помнят люди. И Юлька быстро освоилась и прижилась на новом месте. Куда ей было деваться?
Когда узнала, что у всех детей бывают папы и мамы, долго думала, куда же подевались ее родители?
— Да кто ж их сучью матерь знает? Вон сколько вас в детдом подкинули! Бросили, и все на том. Как высрали! Хорошо хоть не сгубили, — спохватилась старая нянечка. Она всем детишкам была матерью.
Уходили из детдома повзрослевшие дети, приходили новые малыши, Юлька, окончив школу, поступила в медучилище. Хотела стать акушеркой, а поработав, поступить в мединститут, стать педиатром. Не одна она, их было трое. Двое мальчишек с ней. Те решили стать хирургами, но для начата тоже закончили училище.
Юлька старалась ни в чем от них не отставать. Она любила Федю, а Толика считала братом. Их собирались отправить на работу в одну больницу, но шла война в Афганистане, и там всегда не хватало медиков.
Взяли ребят. Ее отправили работать в село. Она пробыла там всего полгода. И узнала, что Федя погиб. Толик прислал ей письмо. В нем он сказал, что друг любил ее до последней минуты, но все не решался сказать о том самой Юльке.
— Отправьте! Больше не могу! Там мой друг, — просила в военкомате.
— Война не детская игра! Иди домой!
Но девушка оказалось настырной.
— Сама напросилась? — удивлялись поначалу десантники.
— А что я имею? У меня никого не осталось! Федька стоил жизни! Остальное — нет! Вот за него мне надо отомстить!
Хваталась за оружие и никогда не пряталась во время обстрелов, атак.
— Юленька, не рискуй собой! Ведь пуля — дура, глаз не имеет. Прошьет твою душу, и все на том, — уговаривали девчонку.
— Ну и что? Плакать некому! — отвечала она.
— А мы? Как без тебя останемся? Ни жить, ни сдохнуть не сумеем. Тебе приказано лечить, а воевать и без девчонок есть кому! — Герасим завел Юльку в палату. — Не месть, холодный рассудок и расчет бери в попутчики. Тогда ты отомстишь за своих! — Он прижал девчонку к себе. Снова начался обстрел, и Юлька вздрагивала всем телом. — Не бойся! Слышишь? Это уже наши «духов» колошматят. Загонят в горы, с неделю оттуда не высунутся! — уговаривал Юльку Герасим.
— А знаешь, я так хочу домой. К себе, в тишину. Я уже стала привыкать к деревне, куда меня послали работать. Какие хорошие там люди. Если погибну, передай им от меня привет. Липки зовется моя деревня. Запомнишь? Она совсем неподалеку от твоей. А ты на Федю похож. Слышишь, Герка? — Вздрогнула внезапно. От мощного взрыва гудела под ногами земля.
— Юленька! Лапушка! О жизни думай! Не торопи смерть! Ты такая хорошая! Сестричка наша! Ты еще будешь счастлива!
— Герка! А ты любил?
— Не знаю! Когда-то в школе нравилась одна. Но она другого избрала. Теперь уж мамка. А у меня ничего в сердце не застряло. Вот вернусь с войны… Нам обязательно надо выжить! Незачем жить с холодным сердцем, когда никто тебя не ждет и ты никому не нужен. А нас дома ожидают. Меня — мать и братья, моя семья. А тебя — целая деревня! Твои Липки. Небось старухи свечки за тебя Богу ставят и просят уберечь от ран и погибели.
Они не заметили, как кончился обстрел, и еще долго стояли, тесно прижавшись друг к другу.
Юлька сама себе стыдилась признаться, что очень боится обстрелов. Она не испугалась бы погибнуть в перестрелке, в лобовой атаке, но слепые взрывы сводили с ума. Девчушка подскакивала средь ночи от каждого звука, шороха и потом не могла уснуть до утра.
Осколки взорвавшихся снарядов доставали и десантников. Особо тяжело приходилось тем, кто ходил в разведку. Эти часто возвращались с ранениями, иных приносили на плечах.
Юля лечила. Доставая осколки, уговаривала потерпеть боль. А после каждого такого случая долго отходила. Курила молча, взатяжку. И все ругала жестокую чужую войну.
— Ребята! А я вон за той расщелиной «духов» видела. Пошла по воду, они по ущелью тихо, осторожно идут. Может, их разведка?
Не успела умолкнуть, пуля над головой просвистела коротко.
— Ложись!
А через час все четверо лазутчиков оказались в руках десантников. Двое из них были уже мертвы.
— Они в трех шагах от меня прошли. Не заметили. Иначе пристрелили б, — запоздало поняла Юлька.
— Больше одной никуда не выходить! — строго глянул на медсестру командир роты.
— Есть! — ответила Юлька, но никто ей не поверил.
Да и куда деваться, если в ущелье приходилось спускаться за дровами и водой по многу раз на день.
Десантники в иные дни выматывались так, что сама смерть показалась бы наградой.
— Юля! Я тебе маков принес. Только тебе! Поставь их в воду! — отдал Герасим большой букет девушке.
Юля сама зарделась как маков цвет. Букет определила в ведро.
— Мне еще никто цветы не дарил, — призналась тихо. И посмотрела на Герасима выжидающе.
Вечером они пошли погулять по ущелью. Вниз не спускались. Сидели над обрывом, тесно прижавшись плечами, разговаривали шепотом.
— А я сегодня письмо получил из дома, от своих. У нас уже посевную закончили. Даже дома управились с огородом, Мамка ждет меня домой к сенокосу. Я не знаю сам, когда отпустят. И вообще вернусь ли. А мама пишет, что уже готовится к моему возвращению. Даже одежду присматривает.
— Наверное, хорошо иметь добрую мать? Такую, что всегда ждет? — спросила Юлька.
