ксивы подготовят, и завтра повезу тебя. Пахать будешь с восьми утра и до восьми вечера.
—
Ого как долго!
—
Не дергайся! Зато и башлять стану путем! — Наклонился к уху Бориса, сказал, глаза того округлились, он сразу согласно закивал, разулыбался, даже руки задрожали…
Беркут не соврал и уже на следующий день привез парня на бензоколонку, стоявшую на выезде из города, здесь же был маленький ресторан. Всей обслуги восемь человек, Почти все мужики, каждый беспрекословно подчинялся Беркуту.
«Будут ли они отдавать мне бабки?» — засомневался парень, оглядев обоих официантов, двоих поваров, вахтера, операторов, заправщика, уборщицу.
—
Значит, тебя поставили над нами бугрить? — спросил Борьку коротко подстриженный толстый повар и, оглядев парня с головы до ног, спросил внезапно: — На зоне был? Тянул ходку?
—
Нет! — испугался Борька.
—
Какие еще годы? Побываешь и там! — И ушел на кухню, а у парня спина взмокла от ужаса.
Вспомнился лес, тучи комаров и бесконечные штабели…
«С чего он взял, что я сидел?» Тут дрогнуло плечо, кто-то положил на него тяжеленную руку. Это Беркут.
—
На вот аванс! — протянул стодолларовую купюру, сказал: — К вечеру впятеро отдашь! Вишь, машины одна за другой заправляются. Следи! Сколько и какой бензин идет. В ресторане ушами не хлопай. Не прохлаждайся, вкалывай, пацан!
И Борька старался. Он помогал заправщику и уборщице, подменял в перерыве операторов. Вместе с вахтером успокаивал крутых, придравшихся к официанту.
Каждый вечер он отвозил или относил выручку Беркуту. Она была разной. В будние дни здесь мало появлялось народу. Зато в выходные машины подлетали одна за другой и редко кто из водителей, заправив машину, тут же уезжал, большинство заходили в ресторан. С виду неказистый и корявый, внутри он был совсем иным. Здесь всюду — и на подоконнике, и на столах, и на стенах — были цветы, их ароматы, растворившись в воздухе, радовали посетителей. Тихая, словно сплетенная из облачных кружев музыка лилась ненавязчиво сверху, столики уютно освещались свечами. Здесь можно было поговорить о чем угодно, встретиться с кем нужно подальше от посторонних глаз. Тут обсуждалось все, заключались сделки и соглашения. Здесь встречались крутые и начальство города, рэкетиры и банкиры.
Борька уже в первый день узнал о существовании здесь второго зала, расположенного под рестораном. Об этом зале знали немногие. Он предназначался для тех, кто не мог появиться тут в открытую и, приехав, мигом уходил в подземелье. Ни одного из посетителей этого зала не видел никто, кроме единственного официанта. Вход в подземелье никак не сообщался с другими. И даже приметивший принял бы двери за вход в подсобку или на склад. Но именно в этом зале было больше всего посетителей. Обслуга ресторана знала об этом зале, но никогда не говорила о нем вслух. Борьке тоже посоветовали молчать. Тому и на руку. Ему тот зал не поручали. А раз так — меньше забот и хлопот. Парень знал, что ни в одном другом месте ему не станут платить так, как здесь, и старательно выполнял все условия и договоренности, считая, что ему сказочно повезло. Он уже не мечтал о Суворовском училище, тем более о работе в лесу. Он каждый месяц отдавал Наталье пятьсот долларов, столько же прятал в свой заначник — на будущее. Борька хорошо одевался, питался на работе в ресторане, домой с работы его чаще всего подвозил кто-либо из посетителей. Переночевав, парень снова бежал на работу, даже не интересовался переменами, жизнью семьи. Он подчинялся одному Беркуту и выполнял все, о чем тот его просил. Бугор не перегружал, присматривался, наблюдал, почти всегда перепроверял парня, и хоть Борька не знал об этом, но нигде не лажанулся. Всю выручку отдавал ему до копейки, никогда не опаздывал и не уходил с работы раньше времени. А когда хозяин просил парня задержаться, он безропотно сидел здесь до самого закрытия ресторана. Никто из обслуги не говорил о хозяине. Его не ругали и не хвалили. Здесь все получат и приличные деньги, потому за свою работу держались. Ведь обслуга других ресторанов получала в несколько раз меньше, а нагрузка была гораздо больше.
С Беркугом никто ни о чем не говорил. Не было повода. Его не обсуждали даже в узком кругу. Зачастую никто не знал, где хозяин.
Кто бывал в подвальном зале, обязательно видел небольшой уютный кабине! весь в красных коврах, с низкой сверкающей мебелью, чудесными цветами в хрустальных вазах, Даже музыка была особая, пробирающая душу. Здесь не показывали убогий стриптиз — несозревших девок, которые, раскоряча кривые рахитичные ножонки, демонстрировали посетителям свои цыплячьи задницы. Это можно было увидеть лишь на первом, наземном этаже. Уважающая себя публика на такое зрелище не придет. Дешевые представления были ей не по вкусу.
В обязанности Бориса, помимо всего прочего, входила охрана подземного ресторана от всяких случайностей и от любопытных людей.
Случилось это на первой неделе, чужая собака подскочила к двери, стала ее тщательно обнюхивать, а потом и вовсе ногу задрала. Борис за палку взялся. Хотел шугануть пса. А тут откуда ни возьмись лысый мужик. Позвал собаку, так ласково с ней поговорил, а Борьку обозвал по-всякому за то, что тот лишь хотел ударить пса.
—
Он ничего плохого не сделал!
—
Двери обоссал! Этого мало?
—
Откуда знаю, может, ты до того додумался!
—
Я что, на вашего кабыздоха похож? — разозлился парень и пригрозил, что в другой раз убьет шавку. Лысый чуть пеной не покрылся, как заорал:
—
Да как ты смеешь о нашем мальчике так говорить? Он умница, медали имеет!
Борьке сразу холодно стало, вспомнил, где собаки медали зарабатывают, и потребовал, чтоб эту заразу убрали от пищевой торговой точки.
—
Ты кто есть, что на нас хвост поднял? Смотри, чтоб не оторвали ненароком! — Лысый позвал своего пса и, уходя, все грозил Борьке намылить шею за своего дружка.
На второй день этот же тип появился уже с двумя собаками. И опять не обошлось без перепалки. Парень всерьез пригрозил накидать отравы, чтоб не шлялись здесь всякие. И снова лысый брюзжал под нос проклятия. Грозил Борьке приловить за самые помидоры и не выпустить до конца жизни.
Борька рассказал Беркуту о странном собачнике, который водит своих псов задворками да еще грозит за них всем встречным.
—
Ты лучше скажи, он подходил к двери? — спросил Беркут.
—
Нет. Но собаки ее пометили. Обе.
—
Это мелочь. Скажи лучше, когда подскакивали к двери, не делали так тихо: «Тяв, тяв…»
—
Нет. Ноги задирали…
—
А лысый как близко подходил к двери?
—
Метра на три, не ближе. Я там становился. Ни хрена не слышно, сколько ни вслушивайся.
—
Это нам с тобой. Но есть люди с профессиональным слухом, их не проведешь. Они каждый шорох и шепот за сотни метров слышат. Каждое слово и дыхание.
—
Там тройная дверь. Даже сверхчеловеку не дано подслушать, — спорил Борис.
—
А ты сам пробовал подслушать? — вдруг спросил Беркут.
—
Нет. Да и зачем? Кто мне за это заплатит?
—
А если заплатят?
—
Самого пошлю, но матом! Я на двоих не стану работать! — сообразил Борис, увидев, как сузились и потемнели глаза Беркута.
Вы читаете Выскочка из отморозков
