Дикая стая

Банку тушенки, чугунок картошки, буханку хлеба, несколько соленых огурцов, головку лука да пачку

чая и сахара положил в рюкзак. Из тепляка ли свитер да теплые носки прихватил на всякий случай.

«А вдруг пригодится?» — сказал сам себе.

На следующее утро, едва солнце показало в дверь Гоши забарабанили тугие кулаки, и громкий голос Ольги закричал надрывно:

—

Вставай, лежебока! Опух от сна, хорек! На р боту пора.

Гошка выскочил из-под одеяла. Едва влез в брюки, стук и крики загремели с новой силой:

—

Ты что? Околел там? А ну, живо вскакивай лопух опавший! Ишь, медуза в обмороке! Не шевелится, козел!

Гошка открыл двери, когда Ольга хотела бомбить двери в третий раз:

—

Ну, бычара потрошеный! Все кулаки сбила о твою дверь! Здоров дрыхнуть! Живо одевайся и выскакивай. Я жду!

—

Зайди, хоть чаю попьем, — предложил поселенец.

—

Может, ванну заодно примем? — съязвила Ольга. — Какой чай? Пошли на работу, засоня! — торопила она мужика.

—

Иди комнату себе выбери, в какой жить станешь, — проснулся Корнеев окончательно.

Ольга вошла. Гошка заспешил одеться.

—

Ну что? Присмотрела? — вышел в коридор.

—

Ага, вот эту! — указала на комнату Андрея и Маринки, где Гоша успел навести беглый порядок. — Пошли к реке. Лодка почти у дома. Два шага. Ты ев под мотом сможешь оставлять без страха! Тут дюралек мало. Эта слишком приметная. И мотор, каких ни у кого нет. Мощный, хорошую скорость дает Садись, я покажу тебе, как заводить и управлять и надо ею!

Ольга быстро отчалила от берега, вывела лодку на середину реки и повела против течения, поднимая столбы воды по обеим сторонам.

Вода в реке еще не очистилась после зимы и казалась темно-серой. Ольга гнала лодку на пределе мощности и явно наслаждалась свежим утром, фонт

ами

воды по бокам, упругим ветром, бившим в лицо.

—

Сворачивай к берегу! — крикнул Гоша ей.

—

Зачем?

—

Видишь, впереди буруны?

—

Ну и что?

—

Гаси скорость, дура! Сейчас лодку пропорем и сами на корягах повиснем! — предупредил поселенец.

—

Я фарватер этой реки прекрасно знаю!

—

Знала! Паводок весной натащил коряг!

—

Трус ты, а не мужик! Скорости боишься! — хотела обозвать Гошку, но лодка вдруг подскочила, перевернулась на бок, потом кверху дном. Она накрыла собой Ольгу и поселенца в одну секунду.

Гошка, вынырнув, перевернул лодку и, схватив за шиворот Ольгу, мешком бросил ее в дюральку, направил лодку к берегу. Река в этом месте была не только бурной, но и широкой. Поселенец отчетливо ощущал под ногами затонувшие деревья и коряги. Он вытащил лодку вплавь. Затянув ее на берег, проверил мотор. Так и есть, выбило шпонку. Без нее не завести мотор. Хорошо хоть сам мотор удержался.

Поселенец глянул на бабу. Ольга вылезла из лодки, сидела мокрая, злая.

—

Чего растеклась медузой? А ну, сообрази костер! — не попросил, а приказал бабе.

—

Чем? Спички намокли!

—

На вот сухие! — достал из-за пазухи, швырнул бабе и пошел искать сушняк.

Вскоре Гошка развел костерок, стянул с себя телогрейку. Открыл багажник, куда предусмотрительно сунул свой рюкзак.

—

На, надень сухое! — протянул бабе свитер.

Та уже сушила куртку.

—

Сними с себя мокрое! Простынешь.

—

Обойдется, — стучала зубами Ольга.

Гошка подошел сзади и быстро, неожиданно вытряхнул бабу из мокрой кофты. Тут же натянул на нее свой свитер. Та онемела от удивления.

—

Слушай, я ж тебя одной левой уложу!

—

Захлопнись! Видал таких! Сиди, не дергайся пока не получила по соплям, долбаная лодочница твою мать! Сегодня уматывай в свой Октябрьский чтоб не видел тебя никогда! — пошел за сушняком втянув голову в плечи, боясь сорваться еще хуже.

Ольга, немного согревшись, тоже носила к костру ветки и сучья. Они сгорали быстро, едва успев вспыхнуть, рассыпались в пепел.

—

Не мотайся промеж ног! Не мельтеши! Сядь у костра и сушись, мокрожопый мышонок! Врезать бы тебе по жопе за дурь! — зло оглядел Ольгу Гошка.

Соорудив лодью, он вернулся к лодке. Оглядел ее всю, но нет, не пропоролась. А вот шпонку где найти? Без нее придется возвращаться в поселок на веслах. «Хорошо, что по течению идти придется», — подумал Корнеев.

Осмотреть реку выше не удалось. Едва обсохнув, забрались в

лодку. В

Усть-Большерецк вернулись уже в сумерках.

Поселенец приволок домой мотор и весла. Лодку? вытащил из реки, надежно спрятал на берегу, под мостом. И лишь тогда вернулся домой.

Ольга уже затопила печь, сварила картошку, нарезала хлеб и рыбу, ждала Гошу. Она успела умыться и причесаться, влезла в Маринкин старый халат и, забравшись на Гошкин диван, укрылась старым ватным одеялом и уснула.

Корнеев вошел в зал и растерялся: стол накрыт, а Ольга спит. Как быть? Будить или нет? Но вспомнилась утренняя побудка, и Гоша снова осерчал:

—

Эй, ты, стебанутая! Вставай хавать, грызи тебя блоха!

Че развалилась,

как у бабки на печке?

Сдергивай жопу и труси за стол, — дернул Ольгу за ухо. Та подскочила. — Валяй сюда! Пожри, потом можешь кемарить.

Ольга злилась, что поселенец даже не пытается ухаживать и не скрывает своего пренебрежения к ней. Обычно мужики, оставшись наедине, рассыпались и комплиментах и любезностях. Объяснялись в любви. Гошка, казалось, не знал добрых слов и смотрел на Ольгу свысока.

—

Ты жри, нечего прихорашиваться! Тут тебе хахаль не обломится. Хавай и шурши к себе дрыхнуть. Завтра заменю шпонку в моторе и сам поеду смотреть реку. А ты отчаливай к себе. Баба не годится в поводыри и доброму не научит.

—

Но у меня инструкции…