Не испытывай мое терпение. Доведешь до каления — не порадуешься. Говорю по-доброму, не трогай местное начальство! Неужели не доходит до тебя, что много неприятностей получишь?
Стас только предупредил, а через три дня в рыбкоопе дали зарплату, и рабочие вечером пришли в магазин. Одни отоваривались продуктами, другие глазели на промтовары, третьи, не выдержав, пили пиво за стойкой, не дотерпев до дома.
Георгий пришел сюда за куревом и
услышал:
—
Эй, поселенец, твою мать! Шурши к нам! Нальем по-братски гаду! Сколько наших ребят пересажал ты, окурок лидера? Сам помнишь свое говно? Иль позабыл, козел?
Гошка хотел выйти, но его не выпустили. Мужики встали стенкой, сквозь них не протиснуться, не пробиться.
Поначалу его грязно материли, потом кто-то потянулся, рванул рубаху на груди поселенца. Это послужило сигналом. На Гошку обрушилась ярость множества кулаков. Одни били поселенца молча, другие приговаривали за что колотят. Вот так и проговорились спьяну:
—
А это тебе, чмо, за шефа! Получай, барбос, в нос! — изгалялся прыщавый мужик.
—
То тебе за пацанов, которых в кладовке продержал, сучий потрох! — впивались кулаки в виски, в ребра, в грудь, в лицо.
Их было слишком много. Защитить Гошку, отнять его у толпы было некому. Именно такие сборища довольно часто забивали людей насмерть. Унижаемая на работе и дома, измученная безысходными нехватками и нуждой толпа всегда сплачивается и вымещает свое зло на том, кого считает причастным к общим бедам и обрушивает на него весь свой гнев.
—
Мочи его, падлюку!
—
Вломи, чтоб откинулся, свинота!
—
Бей зэка!
—
Мужики, уроем психа! — втаптывали инспектора в землю не только мужики, но и бабы.
Поселенец отчетливо услышал, а потом и увидел Галку Хохореву, Любку-пекариху. Они били яростней, злей мужиков, точно и впрямь хотели убить Гошу. Его спасло чудо.
Анна, ничего не зная о случившемся, отпустила собак погулять. Они, видимо, почуяв неладное с хозяином, отчаянно взвыли на два голоса и попросились во двор. Баба едва открыла им дверь, как псы, перемахнув через забор, побежали к магазину с рыком. Толпа не обратила на них внимания и не заметила, как овчарки подскочили сзади. Они-то знали, как можно разогнать толпу и набросились на зевак, отгоняя, отделив их от дерущихся, пробивая тем самым себе путь.
Вот затрещало пальто Галки. Она прицелилась было каблуком сапога в Гошкино лицо. Динка свалила бабу, дернув на себя, под ноги мужиков. Те и не заметили, вмесили в грязь, не услышали визгов. Дерущиеся всегда глухи к чужой боли.
Дик схватил за брюки мужика. Рванул так, что сразу заголил задницу, и бросился на все, что выпирало, висело и торчало.
Мужик не своим голосом взвыл от боли, а Дик уже успел вырубить еще одного, заскочив к нему на спину, содрал одежду до колен и взялся за третьего. Динка догола раздела Любку. Хорошо ободрав спину и ягодицы, нацелилась на горло, но баба успела убежать. Вот еще двое избивавших убегают с воем. Кто- то пытается сумками отогнать собак, но не тут-то было. Динка бросается на отгонявших так, что они отступают в ужасе, пятятся назад пока целы и наблюдают, как озверевшие собаки расправляются с рассвирепевшими людьми. Сколько их упало под ноги толпе, уже трудно вспомнить. Остались еще трое тех, кто не увидел, что случилось с другими.
—
Сенька, убегай! — слышится запоздалое предупреждение.
Но одноглазый грузчик рыбкоопа очень гордился, что насадил Гошке фингалов и шишек куда как больше, чем другие! Но не сумел уйти гордо. Его приловили овчарки и, вытряхнув одноглазого из выходной
одежды,
разнесли ее вместе с получкой в мелкие куски. Самого, оставив в одних носках, гнали до самого дома галопом, заскакивая по бокам, спереди, грозили оторвать и откусить все уцелевшее.
До самой темноты растаскивали родственники из свалки покусанных, истерзанных мужиков и баб. Гошу из этой драки вывезла Анна. Она положила его на садовую тележку и приволокла домой. Отмыла и отчистила, потом неделю лечила мужа, не отходя от постели. Тот, придя в себя, дал слово не заходить в магазин в одиночку. Потом Анна рассказала Гошке, что многие мужики прямо из той драки попали в больницу и теперь им делают уколы от столбняка и бешенства. Все задницы их стали дырявее решета. Да и на работе у каждого неприятности начались, ведь на бытовой почве лечат без больничного. А со столькими прогулами кто смирится?
—
Знаешь, сколько мяса с иголками и стеклом бросают нам через забор, чтоб погубить собак? Хорошо, что они умные и не едят подброски. Рычат, указывают, а людям и вовсе перестали верить! — жаловалась жена Гоше.
Корнеев решил рассказать о случившемся Александру Ивановичу Назарову, чтобы он подумал и оградил инспекторов от нападок поселковых и пацанов.
Поселенец попытался встать на ноги, но не смог. Ноги не удержали, закружилась голова. Он глянул на себя в зеркало и испугался. Лицо было опухшее, синюшное, все в кровавых подтеках и ссадинах, словно его пропустили через мясорубку. Глянув на хозяина, даже псы заскулили, пожалели человека. Им в драках и то так не доставалось.
—
Ну что, кенты? Удивляетесь теперь? То-то и оно. Говорил вам, что человечья свора подлее и паскуднее звериной, а вы не верили! Меня на зоне так не тыздили, когда лажался! А тут ни за хрен собачий вломили! — взялся за телефон и набрал номер Назарова.
Он рассказал человеку о случившемся, не утаив ничего.
Александр Иванович, выслушав, пообещал приехать в Усть-Большерецк и разобраться на месте.
Вечером, когда пришла Ольга, Корнеев рассказал ей о разговоре с начальством.
—
Приедет сам?! — вспыхнули румянцем щеки женщины, в глазах радость засветилась радугой.
Ольга сразу засуетилась, помогла Анне прибрать в доме, потом к себе побежала наводить порядок. Все перемыла, почистила, постирала. Подмела двор перед бараком. Ожидание словно преобразило женщину, она будто помолодела лет на пятнадцать. Ольга не сводила глаз с реки, откуда должен был появиться Назаров.
—
Бедная девка вовсе голову потеряла! Любит она этого Назарова. По глазам видно. С ума по нем сходит, — приметила Анна, а про себя подумала:
«А ведь было дело, ревновала ее к Гошке, боялась, что вскружит моему мужику голову. Да только не нужен он ей, другого на сердце держит. Но что-то не клеится у них, видно, помеха имеется неодолимая. Иначе, какой дурак отказался бы от такой бабы?».
Гошка, прихрамывая на обе ноги, прошелся по дому, охая. Перед глазами черные круги плывут — пришлось держаться за стены, мебель. Пока вернулся к постели, дважды отдыхал.
—
Держись, Гоша! Тебя орава била, а ты, слава Богу, живой! Силенки воротятся! Зато поселковых знатно потрепал и сам, и собаки. На улицах нынче — ни единого мужика. По домам и в больнице канают. Иные в себя не пришли, не встают до ветра. Все избитые, покусанные, порванные. Не понять, от кого больше им досталось? От тебя или от собак? Бабки такое говорили про ту драку, грех вслух сказать! — рассмеялась Анна.
—
А что базарили? — спросил Георгий.
—
Ну, как из свалки мужики выскакивали! Они ж скопом на тебя насели, завалили и месили, а тут собаки подоспели и ухватили за задницу Андрюху Кравцова, да как рванули за штаны, так и заголили всего насквозь. Срам сказать, портки вместе с исподним сорвали. Он и раскорячился: рук не
Вы читаете Дикая стая
