Дикая стая

держать в доме. А причины везде одинаковы.

—

А вторую пару куда дели?

—

Эти вообще бесследно исчезли, — вздохнул Назаров.

—

Выходит, зря я их отдал. Уж лучше б они остались у пограничников, — горевал Корнеев.

—

Скажи спасибо, что твои целы…

—

Мои на улице не живут. У них всегда есть доступ во двор, но, выскочив по нужде, тут же вертаются, не носятся по поселку. Не жрут на помойках, да и я их всегда при себе держу и слежу за ними.

—

И тех берегли! Да видишь, не усмотрели. Вот потому замену сделали, чтоб людей сберечь. Поменяли местами. Пусть на время, но отвести угрозу расправы. Боюсь, что и с вами придется так поступить. Пока на новом месте к вам присмотрятся, годы пройдут, а на прежнем другой инспектор приживется. Да и Шинкареву не до вас станет. Забудет, отвяжется, вы тоже успокоитесь, — глянул на Ольгу и спросил, — как Воронцова относится к этой идее?

—

Устала я от всего! От этой психанутой работы, от поселковых козлов! Здесь нет людей, одни отморозки! Куда от них сбежать? И будет ли лучше на новом месте? Что-то сомневаюсь! У нас хоть собаки целы, у других убили. Куда годится, если ярость через край хлещет? Конечно, вам виднее, как поступать с кадрами. Но как надоело жить на колесах только потому, что презирают нас за работу! А как хочется нормальной жизни! — тянула с мольбой на Александра Ивановича.

—

Мне нет смысла уезжать отсюда. До конца поселения совсем немного осталось. Куда мы денем свое хозяйство, с которого живем? Ведь моей зарплаты даже со всеми премиями ни на что не хватит. Не могу и не хочу больше на бабьей шее сидеть. Ведь я — мужик! Уйду от вас, как только стану свободным. Куда угодно соглашусь, только бы не канать в инспекторах за эти гроши и стыдиться назвать себя мужиком и человеком! — выпалил поселенец.

—

А я без Гоши никуда не перееду. Я с ним привыкла. Другие неведомо какие попадутся. И подставят, и продадут, засветят кому и где угодно. Знаю, как бывает. Наслышана, по самое горло сыта. На новом месте, а так бывает всегда, за нами долго будет ходить тень прежнего инспектора. И вся ненависть, что скопилась на него, выльется на нас. И главное, коль суждено кому выжить, тот не умрет. А убегать нет толку! Если нас захотят достать, вырвут из-под земли, сами говорите. Тогда какой понт? Я тоже остаюсь! — поникла головой Ольга.

—

Много логичного в твоих доводах, но далеко не все убедительно. В этом поселке тебя ничего не ждет. Сама безысходность. Даже пойти некуда, а ты еще совсем молодая, красивая! — смотрел на Олю в упор, — тут даже общаться не с кем. Другое дело — Оссора! Большой поселок со своим рыбокомбинатом. Там много молодежи. Туда что ни день, иностранные суда приходят. Да и наших моряков и рыбаков хватает. Ты не останешься незамеченной. А когда появится в сердце якорь, все остальное само собой образуется.

—

Спасибо за заботу. Но не хочу!

—

Почему? Там дискотека, кинотеатр, шикарный ресторан, клуб моряков. Там у тебя будет много поклонников и защитников. Потом не забывай, ведь там инспектором работает пожилой человек. Ему на пенсию давно пора. Он из ворошиловских стрелков, даже на ночь свою берданку кладет под подушку. Еще и бабку свою гоняет, когда та на пиво не дает. Он и без работы со всеми поскандалил. Кремень — не мужик со старыми, заскорузлыми убеждениями. Мне с ним очень нелегко общаться. И в Оссоре давно просят заменить деда. А тут ты приедешь! Представляешь, какой подарок для всех! Дед не столько ругает браконьеров, сколько свои взгляды отстаивает. Он — ярый сталинист и молодым свое навязывает. Даже в баню при всех наградах приходит. Развесит до самого пупка, идет парадным шагом. Совсем из ума выжил. Забыл, в каком времени живет. А мне не хочется, чтоб над ним смеялись, ведь дед, что ни говори, наш инспектор. Молодые уже не понимают его и требуют «сдать в архив», называют его недвижимостью. А я хочу, чтобы наших работников уважали.

Вот с тобою общий язык найдут. И помни, я о тебе говорил как о преемнице деда и теперь прошу ни от своего имени, а от областного управления, которому все подчиняемся. Кстати, и Оссора! Тебя там ждут, Оля. Ты станешь там жить, а не прозябать как здесь.

—

А Гоша?

—

С ним совсем другой разговор! У него слишком веские причины, и я не имею права навязывать ему свои планы. Да и есть ли смысл из-за нескольких месяцев срывать человека с места, где он пустил корни? Его не устраивает слишком многое, и я ничего не могу предложить взамен. Послушал его и согласился, вольный человек всегда наедет себе теплый угол. Зачем принуждать? Ведь сам он не пришел в нашу систему его привели к нам в наручниках. Он в них до сих пор работает; а потому ненавидит наше дело, А значит, надо освободить человеческие руки, сказать спасибо за все сделанное и отпустить эту душу на волю, чтоб вздохнул, огляделся и начал заново, как с малька, чтоб снова порадовался жизни. А с тобой другое дело! Подумай хорошенько. У тебя в запасе есть немного времени, до конца сезона. Можешь съездить в Оссору. Сама на месте все увидишь, оценишь и решишь.

Так оно вернее будет. Мы подождем. Что скажешь? Договорились? — глянул на Ольгу ожидающе.

Та поняла этот взгляд по-своему и согласилась съездить в Оссору.

—

А почему хотите Ольгу туда послать? Иль других нет? Тут у нее жилье, да и мы с Аней всегда рядом. Защитим и поможем. Зачем ее с места на место гонять? — не соглашался Гоша.

—

Пойми, такой шанс ей нельзя упускать. Он может не повториться никогда! А ей семья нужна, нормальная человеческая жизнь, а не прозябание в этом болоте. Мне тоже непросто было согласиться на отъезд Воронцовой, ведь мы практически отдаем ее в распоряжение областного управления по рыбнадзору. Взамен не получаем никого. Но надо думать

о человеке, если мы желаем ей добра! Нельзя бесконечно выжимать силы, надо помочь ей когда-то устроить свою личную жизнь. Пока еще не поздно и у Оли не пропал к ней интерес.

—

Когда у Ольги мужик появится, он уже не пустит ее в инспекторы, посадит дома с детьми. Вот тогда насовсем потеряете человека. Хотя, конечно, так будет кайфовее, дольше продышит в этой жизни, меньше горя хлебанет. За спиной мужика проще век коротать до старости, — убеждал поселенец самого себя. Ему не хотелось отпускать Ольгу, к которой привык как к кенту, привязался душой и не хотел, не мог представить себе, что может остаться в поселке без нее.

—

Значит, договорились, Оля? Съездишь в Оссору и дашь окончательный ответ. Я буду ждать. Ну, а со ставнями и дверями мы все равно все сделаем, как договорились. Ведь после вас приедет замена. Пусть живут спокойно, — сказал Назаров.

Вечером Гоша сделал замеры, передал их Александру Ивановичу. Тот уехал в Октябрьский, а поселенец вернулся домой.

Ольга с того дня резко изменилась. Она стала задумчивой, молчаливой. Не рвалась на реку как раньше, все реже приходила к Гошке с Анной, ночевала только у себя. О чем она думала так напряженно, никогда не говорила, но и Анна, и Гоша были уверены, что решает человек свое будущее.

Раньше они знали об Ольге все. Она сама рассказывала, едва ступив в дом. Теперь слово клещами не вытянуть. Промолчала или впрямь забыла предупредить о приезде плотников в поселок? О них Георгий узнал с опозданием и встретился уже в поселке. Те, действительно, навесили ставни на окна, поставили двери в доме Ольги и вскоре уехали. А по поселку шепоток пошел:

—

Полюбовник навестил, вон как расстарался. Вовсе забронировал инспекторшу. Интересно, как они с Гошкой поделили ее промеж собой?

Раньше, услышав такое, Оля вспыхивала, ругалась с бабками-сплетницами. Теперь словно не слышала, проходила мимо.

—

Оль, что с тобой? Как стебанутая стала, не узнаю, ты ли это? О чем думаешь? Кто мозги скрутил? Почему так поменялась? — спросил Гошка бабу, оставшись с нею на реке.

—

Чудак ты, козлик! А кто за меня решит мою судьбу? Я все сама обмозгую