Макарыч

—

Не артачься. Сбирайси путем.

—

Зачем так-то?

—

При мужике живешь. Не срами.

Марья, закрасневшись рябиново, в избу пошла. Там долго в сундуке копалась. Доставала нажитое. Примеряла перед конопатым зеркалом. Вытащила подаренный Макарычем платок, который еще не носила. Долго смотрела на него. Потом отложила в сторону.

Увидев ее, собранную в дорогу, Макарыч даже опешил. Он не узнал свою жену.

—

Марьюшка, дак ты у мине самая красуля!

Вона ты какая. Впервой эдакой увидел!

—

Поди, в гробу лишь и поймешь, какая она у тебя была. Живое мы не ценим. Мудрые сказывают, что смертные завсегда так-то. Есть — убил бы. Нет — купил бы.

—

Смерть не кликай, Акимыч. Я свое не

отлюбил. Вишь, жена у мине — писаная красавица.

Марья смутилась. Заторопилась к столу.

Ели наскоро. Обжигались. Авдотья даже смолчала, когда мужики выпили. И вскоре две повозки с грохотом выехали на дорогу.

Прикорнув на плече мужа, досматривала потревоженный сон Марья. Макарыч заботливо укутал ее тулупом. Сдерживал коня, чтоб не разбудить жену.

Акимыч тоже не торопился. О

н

удобно лег в телеге. Вполголоса переговаривался с Авдотьей. Ее не переборол сон. И старуха, внимательно поглядывая по сторонам, подталкивала лесника.

—

Ты ба поживее погонял. Можа, седни в свое село поспеим.

—

Нынче не поспеим — взавтре там будем.

—

Чую, от Мити весточка есть.

—

Есть — так есть.

—

Погони скорей.

—

Помереть поспеем. И Митьку узришь ишо. Не поспешай. Што суждено, то сбудется. Все от Бога. Не схочет он — не обхитришь судьбу.

—

Скорей ба домой.

—

Ты сии. Не егози в телеге-то.

—

Чево бранисси?

—

Не докучай.

—

Слухай, Акимыч, занедужил ты ай што?

—

Не бери худое в голову.

—

Поспрашать тибя хочу.

—

Об чем?

—

Про Митьку. — Ну?

—

Коли скоро вернетца с хронту, как быть тогда?

—

Кому?

—

Мине.

—

Сама порешишь. Обмозгуй заведомо.

—

Баба я, могу глупостев сотворить.

—

Нехай к нам Митька идет. При тебе жить станет. Лесовать научится.

—

Схочит ли?

—

То мне неведомо.

—

Головушка моя горькая, непокойная! И вертатца к той змее нет моей волюшки, — заголосила Авдотья.

—

Тебя не гонят.

—

Сыночка свово куды дену?

—

Не малец. Мужик, чай, мы ему не помеха.

—

Можа, заедим? Внучат наведаим.

—

Так бы и сказывала.

—

Про Митю спросим.

—

Заедим, што с тобой сделаишь? Успокоенная, Авдотья вскоре уснула. А дорога

пошла все накатистей, говорливей.

Макарыч иногда оглядывался. И, убедившись, что Акимыч не отстал, ехал дальше.

В селе они расстались. Макарыч к сельсовету свернул. Помог выбраться из телеги Марье.

—

Пошли. Поди, вконец измерзлась?

—

Не-ет, отец, — выстукивала та зубами.

—

Погоди-ко. Дай я тибе от сена отряхну. Марья, заслышав это, обняла мужа за шею:

—

Вона какой ты!

—

Ладно, ладно, а то и пововсе мине разлюбишь. Сиволапова. Разе те такой нужон? Ты ж што рябина, а я, прости Господи, пень гнилой.

—

С чево ты, отец, себя хулишь?

—

Не хулю. Единай раз тибе правду

сказываю,

а ты и не веришь.

—

По мне пригожей тебя и в свете нет.

В сельсовете Макарычу обрадовались. Председатель с ним по рукам поздоровался. Лесник даже вспотел от такого внимания.

—

Слыхал, наши-то на фронте дают немцу! — улыбался председатель.

—

До мово угла разе ворона слух какой донесеть?

—

Ничто, Макарыч, война закончится, мы в твою избу проведем и свет, и радио, — обещал однорукий председатель.

Макарыч слышал от мужиков, что он фронтовик. В селе его даже древние старики по отчеству уважительно называли. Потому с ним лесник держался почтительно. И не потому, что власть. Слыхал от баб-солдаток: мужик он с совестью. Вдовым помогает. За детву беспокоится. Не п

ью

щнй. Не шалый. На слово, что самому себе, верить можно.

—

А скоро ли немца совсем порешат? —

спросил Макарыч.

—

Теперь недолго ждать.

—

Много кровушки испил. Пора бы ево, как шатуна, навовси порешить.

—

Все победы ждем, Макарыч.

—

Ты ба мине подмог не с радивом, без ево я

вона сколь прожил. Поди, и дале обойдусь. А в сельпо приказал ба, штоб шарамыга- продавец пороху мине отпущал поболе. Да не сырова, а какова положено. Да ружьишко ба поновей. Мое вконец сносилось. Осечку стало давать. Пора сменить. С худым жа, сам ведаишь, проку не будит.

—

С этим мы тебе поможем. К продавцу вместе сходим. Поговорим. Но звал я тебя не за тем. Подсчитали мы тут, что за все эти годы, с самого начала войны, ты, Макарыч, сдал