раскололись бы.
А теперь чем докажут, что законников везли? Зенками? Да им любая шмара могла такое отмочить, — успокаивала отца Задрыга. И не дождавшись согласия со своими доводами, продолжила:
— Вот замокрить их, это точно, невпротык было. На пляже видели, как все вышли из машин на своих ходулях. Враз бы на нас указали. Отъехать — не сфаловали бы ни за что. «Пудра» была последним шансом.
— Можно было заткнуть их в машину и увезти, — не согласился пахан.
— Я усекла, зачем их Глыба к багажнику прижимал. Но много было бы шума. Они не сявки, им не прикажешь, махаться стали бы, базлать. Тебе это по кайфу?
— Зато когда их выволокут из машин, нас шмонать будут.
— Не стоит дергаться. Они хоть и фраера — дышать хотят спокойно. Линяя, ты им трехнул, что с ними утворишь, если засветят.
— Им это уже до жопы. Зенки накрылись, как дышать? В больнице до самого погоста. Так чего им?
— Жизнь! Слепой всякого шороха ссыт. Так меня Сивуч учил. Посеявший жизнь наполовину, остальное — зубами держит. Кемарит, когда кто-то рядом. Да и раскинь мозгами, в карманах у них — ни хрена. Таким менты не помогают. Без навара кто лоб подставит? Бортанут их обратно и все. Вякнут, мол, сами набухались. Я ж не на холяве торчала. Целую бутылку коньяка выплеснула в машине. Вонища адская. Лягавые поверят в то, что сами засекут. Да и мы туг не на цепи. Чуть шухер — смоемся.
— Таксистку трясли по рации мусора. Секла? Нас шмонали.
— Граница рядом! Всех трясут. Те фраера не могли допереть, куда мы смылись, — и подумав добавила:
— Таксистку менты тряхнут. Сама промолчит. Но потребуют показать башли, какие мы ей дали. И тогда — крышка! — дрогнул голос Задрыги.
— Нинка — баба перец! Не покажет. Она допрет. Вывернется! Своя в доску. Из-за нее дергаться не стоит, — отмел сомнения Шакал.
Заснули они, когда в сарае хозяйки в третий раз пропел петух…
Задрыга проснулась оттого, что солнечные лучи били ей в лицо.
— Пора вставать! — вскакивает Капка из постели, предвкушая, как она сейчас будет купаться в море. Но…
В дверь комнаты тихо постучали. Шакал проснулся мигом. Вскочил в брюки, рубашку застегнул на ходу. Приоткрыл дверь. В нее бочком вошла хозяйка. Извинилась за беспокойство. Переминаясь с ноги на ногу, она не знала с чего начать. Щеки, лоб, даже шея покрылись красными пятнами.
— Что хотела? — спросил Шакал резко.
— Радио включила. Там сказали, что разыскивают четверых. С девочкой-подростком. И такое сказали, слушать страшно! Описали все приметы. Ворами обзывали! Вы не сердитесь. Это не я! Милиция говорила. Обратились ко всем, кто видел этих — позвонить немедленно в райотдел. Я вас и потревожила. Те, о ком говорили, похожи чем-то на вас. А у меня соседи ненадежные! Мы с ними не дружим! — заикалась женщина.
— Мы похожи на бандитов? — деланно удивился Шакал и сказал уверенно:
— Вам придется извиниться. Хотя… Мы все равно уйдем отсюда…
Капка выскочила во двор. Подошла к собаке, какую лесник не взял сегодня с собой на работу. Она видела, как обескураженная хозяйка пошла в сарай, к корове. А пахан зашел к законникам. Оттуда вскоре послышался громкий смех. И Капка заметила, как переодетый в бабу Глыба уже подкрашивает губы перед зеркалом.
Овчарка охотно съела из рук Задрыги кусок колбасы, повизгивая, просила добавки. Капка гладила овчарку, впервые забыв, что она — на стреме. Вспомнила о том, когда собака, навострив уши, зарычала, а в калитку уже вошли двое милиционеров.
У Задрыги руки задрожали. Она онемело глянула на вошедших, отстегнула с цепи овчарку. Та бросилась на незваных гостей.
Милиционеры выскочили за калитку и оттуда громко позвали:
— Вера!
Хозяйка вышла из сарая с полным ведром молока. Увидев милицию, нахмурилась:
— Чего вам?
— Постояльцев имеешь?
— Немного. А что случилось? Хотите подбросить отдыхающих?
— Твоих глянуть хотим! Возьми собаку на цепь! — перекрывая лай овчарки, просили из-за калитки.
Баба посадила овчарку на цепь. Пропустила милицию впереди себя, указав, где остановились отдыхающие.
Милиционеры вошли не стучась. Капка протиснулась следом.
Едва дверь открылась, как Задрыга услышала
— Вот и кавалеры пожаловали. А нам говорили, что тут скука адская. Проходите мальчики! Очень мило, что вы сами пришли познакомиться с нами! — щебетал Глыба
— Катька! Халат запахни. Это тебе не на профиле! Чужие люди пришли. Постыдись! — ломали комедию фартовые.
— А ты помолчи! Я на юг загорать приехала. Хватит мне указывать, — отозвался Глыба и опередив милиционера, открывшего рот, предложил:
— Присядьте!
— Да мы, наверное ошиблись. Мужчин ищем. Четверых!
— Мужчин?.Вы что гомики? — делано удивился Глыба.
— А что это? — не сразу поняли милиционеры.
— Сексуальное меньшинство! Педерасты! — щеголял ученостью Глыба.
— Чего?! Да мы отпетых бандитов ищем! Они в наших местах вчера объявились. Нам и сообщили. Мы — с проверкой! — гаркнул милиционер постарше.
— Выходит, я тоже мужчина? — сложил Глыба губы бантиком. И, бросив томный взгляд в сторону молодого милиционера, добавил:
— Я бы доказала, кто я есть, но вот беда, потекла не ко времени. Из-за того загар пропускаю, на море не пошла.
— Документы покажите! — потребовал милиционер постарше.
— Извольте! — подал Глыба паспорта.
Сколько ни копался в документах, ничего подозрительного не нашел.
Фартовые всегда имели при себе надежные ксивы.
— Зря людей потревожили, — краснел под взглядами Глыбы Катьки второй милиционер.
— Сержант! Нам поступил сигнал, и мы обязаны его проверить! — одернул старшина. И вернув паспорта, попросил:
— Покажите свой багаж!
— Пожалуйте! — вытянул Глыба чемодан из-под койки. Открыл его. Милиционеры, глянув, смутились. Под одеждой увидели бутылки коньяка, кофе в банках, икру лососевую, шоколад.
— Кем работаете? — изумились оба.
— Геологи все! — отозвался Боцман.
— Еще имеется багаж? — не отступал старшина. И услышал рядом глухой стук. Задрыга сыграла в обморок. Она лежала не дыша, пустив из уголков глаз тихие слезы.
— Ой, дочке плохо! Скорее воды! Откройте окно! Воздух нужен ей! — заметались вокруг Задрыги законники.
— Тьфу, черт! За заработком ребенка не досмотрели! С ног валится на ходу! Лучше меньше получать, зато жить у нас — на юге! — посочувствовал старшина. И извинившись, первым вышел из комнаты.
Сержант, потоптавшись, так и не дождался больше томного взгляда Глыбы, вышел за калитку, все еще обескураженный.
