время, чтоб пришел в себя. Молчали целый год. Пока не назначили генеральным. Лишь в тот день пришли. Не просто поздравить. А и рассказали все…
Какой же я был глупец и простак! Как мог так безотчетно верить ей? Оказывается, она никогда не была верна мне! Изменяла всегда! А я — слепец — поддерживал с ее любовниками приятельские отношения!
Нет! Не она! Это я глуп! В житейских вопросах никогда не разбирался. Жаль лишь одного человека! Моего сына! Он остался с нею. Будь Сергей постарше, забрал бы его к себе! Хотя, какое имею право делать несчастным своего сына? Что смогу предложить ему взамен пусть плохой, но матери? Постоянное одиночество? Ведь появляюсь дома поздним вечером, — а покидаю — ранним утром. Кто его накормит и присмотрит за ним? Ведь у меня нет даже выходных. А кто искупает, постирает, уложит спать? Ведь сын совсем мал. Как она вырастит его? Привьет ли свое отношение к людям? Или тоже отринет по несоответствию? Говорят, что он уже зовет отцом чужого человека! Неудивительно, он не помнит меня! А тот, чужой, как слышал, достойный человек! И к сыну относится неплохо… Говорят, дети по-своему чувствуют людей и не ошибаются. Может, моему Сергуньке повезло. Как жаль, что не со мной. А может, и для меня не все потеряно? Дал бы Бог…
Сережка сглатывает сухой комок. Вспомнился сырой подвал, подвыпившие бомжи играют в карты на голую девку, лежавшую в углу. Она накурилась анаши. Кто-то угостил. И теперь кайфовала:
— Тимка! Ты первый! Давай! Да поскорее!
Вспоминается мужик, потрусивший к девке, на ходу заголившийся ниже пояса.
— Эй, пацаны! Выволакивай на стол все из карманов! — потребовали игравшие.
Мальчишки, девчонки, а вместе с ними Сергей понесли на стол все, что удалось раздобыть за день.
— А ты, что так жидко? Себе прижопил? — поднял Серегу за ноги лысый, костистый бомж. Из кармана мальчишки выпал обсосанный леденец.
— Этот хмырь невезучий! — дал по уху.
«Эх, если б жил с отцом!» — подумалось тогда.
Сережка смотрел в дневник. Бегут перед глазами строчки. Но букв не видит. Расплываются. Невозможно прочесть. И на душе тошно.
«Он раздумывал, как мне будет с ним? Достойного ли человека назвал отцом? Но ни разу не попытался встретиться, поговорить. Ведь знал, что мать до вечера на работе. Мог позвонить, спросить меня, не слушая чужих. Но почему не позвонил? Был занят? Не до меня?» — сопнул обиженно. И снова вспоминалась старая дача в нескольких километрах от города. Там бомжи встретили Новый год. В темноте, но в тепле. Ночью, перебрав вина, передрались меж собой. Из-за кайфа. Кто-то заподозрил пацанов. Сказал вслух, быть может, они украли анашу? Ох и били в ту ночь мальчишек бомжи. Предположение приняли за истину. И молотили так, что до самого Рождества никто на ноги не поднялся.
Конечно, могли сбиться в свою кодлу и дышать отдельно. Но малолеток чаще всех отлавливала милиция, вешая на них ограбления ларьков и магазинов, о которых ребятня ничего не знала. Скольких забрали в колонии малолетних преступников? Сколько не дожили до суда? О том знала лишь милиция, отчитавшаяся о раскрытых преступлениях.
Сережку тоже ловили менты. Не раз попадал он в их руки. Избивали до потери сознания, вбивая в углы кулаками, сапогами. Иногда звонили матери. Та отказывалась от сына. И мальчишку, поддев под зад сапогом, выкидывали на обледенелые тротуары.
Несколько раз ему удалось сбежать. Но после каждой вздрючки давал себе слово не прикипать к малолетним бомжам, где помереть иль быть убитым оказалось куда как легче, чем со взрослыми бродягами.
«Пусть средь них порою голоднее, зато они каждого своего защитят, вырвут, спасут, не оставят в беде», — решил мальчишка.
— Сережа! Сергей! — вздрогнул мальчишка от внезапного голоса Александра. — Ты почему в темноте сидишь?
— Сумерничаю, — выдохнул трудно.
Александр включил свет, глянул в глаза:
— Не стоит сумерничать в одиночку. Пошли спать. Завтра нам в дорогу. Домой поедем! К своим. Нас ждут.
— А где бабка Валя? — вспомнил Сергей.
— Я вызвал такси. Она уехала домой. Хотела с тобой попрощаться, но глянула, что света нет в комнате, подумала — спишь. Будить не решилась.
— Думал, ночевать ее оставишь.
— Не стоит. У нее много забот. Пусть справляется. Да и отцу одному скучновато.
— Она собирается к нам — в деревню?
— Пусть сначала сама выздоровеет…
На следующий день Александр с Сережкой покинули город и, прибыв в райцентр, навестили Фаину Ивановну. Хозяйка бензозаправочной очень обрадовалась, что в жизни Сергея все стало налаживаться. Приглашала в гости обоих.
В родильном доме они лишь издалека увидели Стешу. С четвертого этажа она показала маленькое личико дочки, которое так и не удалось разглядеть и запомнить.
Стеша что-то говорила, улыбалась, но ни Сергей, ни Александр ничего не поняли. Они смотрели на изменившуюся женщину. Она сияла счастьем. Она снова стала матерью. У нее появился еще один якорь и смысл в жизни. Маленький человечек, спокойно спавший в ее руках.
— Дочурка! Машенька! — улыбался Александр.
— Сестра! Кажется, это уже навсегда! — радовался Сережка, садясь в автобус, уходивший в Дубровинку.
— Ты знаешь, Макарыч, я никогда с этой работой не был связан! Понятия о ней не имею! — говорил Калягин.
Но Макарыч рассмеялся:
— А что, по-твоему, я экспедитором родился? Иль знал это дело? Да я с харчами и барахлом знаком был знаешь где? С «малиной» по кабакам бухали! Вот там и закусон, и выпивон, и блядвой! А барахло барухи приносили. Отменное! Я ж белья исподнего никакого не нюхал, кроме шелкового. Ну и прочее — загранка! Нынче грузы возим знаешь как? Поступил заказ на машину. Просят перевезти товар из Москвы в Красноярск. Вот, как теперь. Макароны, конфеты, крупу, курево. Заказчик оплачивает погрузку, перевозку, разгрузку и сохранность груза. Нам башляют наличкой за тонно-километры. Оплата, в зависимости от груза — что везешь? Но нам надо держать нос по ветру всегда. Вот доставил сюда груз, а на обратный путь найду заказчика или нет?
— А разве не оба конца оплачивают?
— Конечно, оба! Но прихватить груз разве лишнее? Вот я отсюда поеду груженым. Повезу лес. В Кострому! Оттуда тоже, чтоб не мотаться порожняком, кого-то зацеплю!
— Если в Хабаровск?
— Да хоть на Колыму! Лишь бы не в зону.
— Ну, хорошо! Ты сам мотаешься! А я при чем?
— Во, мудило! Никак не врубишься! Иль мозги заплесневели? У меня этих колес, знаешь сколько? В ряд выстроить, Колымской трассы маловато будет. А она аж две тыщи километров! Доперло? Но людей нет. Одно говно! То пьянчуги, то ворюги! А в нашем деле мера во всем — главное!
— Я не справлюсь! Да и не привык мотаться с коробейниками. Не терплю их духу! — признался
