Николай оставил дверцу приоткрытой, чтобы на всякий случай подстраховать Макарыча. Тот шел вразвалку, не спеша. Подойдя к цепи мужиков, спросил коротко:
— Где пахан?
— Тебе на что?
— Хорош будешь и с нами.
— Что везешь?
— Гони башли, старый козел! — заговорили рэкетиры, окружив Макарыча со всех сторон.
— Кто козел? — рявкнул Макарыч, как когда-то в бараке зоны, и легким, неприметным движением, словно играючи, закинул обозвавшего в сугроб головой на несколько метров, обронив вслед: — Не горячись, падла! Не то брехалку из жопы ломиком выковыривать станешь.
И, обратившись к опешившим, снова спросил:
— Вякайте, пропадлины, кто пахан?
— Я! — сверкнул злым взглядом коренастый широкоплечий мужик.
— Хиляй сюда! Вот эту ксиву видишь? От фартовых! Охранная грамота! Мне! На веки вечные! На все дороги! Коль ты свою шелупень не уберешь с моего пути — пеняй на себя! — повернул обратно к машине, пряча во внутренний карман охранную грамоту.
— Слушай, ты! Кем грамота подписана? — спросил пахан рэкетиров.
— Пан!
Николай заметил, как торопливо ушла с пути вооруженная цепь. Макарыч не спеша оббил снег на подножке, потеснив Николая, сел. И, захлопнув дверцу, сказал:
— Поехали!
Он даже не глянул в окно на рэкетиров. Никак не прокомментировал встречу. Спокойно, словно ничего не произошло, продолжил рассказ, как в минувшем году ездил отдыхать в Сочи.
— Ну, народу там, конечно, поубавилось. В прежние времена там яблоку упасть было негде. Теперь всем места хватает. Правда, скажу тебе, народец — говно! Вся перхоть понаехала. Какие-то сопляки. Все на иномарках, полные машины блядва, все — новые русские! Твою мать! Прыщавые выблядки! Спекулянтское семя! Мать их в жопу комар бодал! Ни единого, с кем по петухам поздороваться можно. Лохмы отрастили до самой жопы, как у баб. Ты представляешь? Даже в ушах серьги. Я ж с похмела не отличил и оконфузился. Хиляет. Глядь, волосы подкручены, зад виляет. Хвать за ягодку и трехаю: «Не желаете со мной прогуляться, мадам?» А он, падла, как сиганул от меня. Как завизжит: «И здесь от вас проходу нет! Я не голубой. Я на свиданье иду! Другого поищи! Я — порядочный человек!» Да как пустился наутек от меня. Без оглядки! С воем. А я гляжу, где руки после него помыть? Он, гад, на весь пляж меня ославил. Средь своих. Зато сам оббегал за десяток верст, чтоб снова на аллее не повстречаться один на один. Ну я ему за срам все же отплатил. Увел от него девку. Сманил. Назло козлу! Она после меня в его сторону не смотрела. И всем бабам растрепалась про меня. Они и поперли косяками. Прямо в номер. Деньги предлагали, чтоб ночь с ними провел. Ну, я заторчал. Раньше про такое и не мечтал.
Сами бабам башляли за веселуху. Тут же все на уши встало! Меня затискали. Я не мог врубиться, что стряслось? Ведь молодые бабы! Оказалось, их мужики и хахали — дерьмо! Ни на что негожи. Только на клизьму!
— Выходит, спросом пользовался?
— Отбою не было! Клянусь! По молодости столько баб не поимел, сколько на том отдыхе! Зато и теперь еще на баб не тянет. По горле брался!
— Конкурентов не было?
— Какой там? Все эти — мразь! В коротких портках бегали. Как дети. Мне даже совестно за них стало. Вот и реабилитировал весь род мужской, сколько сил хватило! — озорно улыбался Макарыч.
Николай, слушая его, удивлялся хладнокровию человека. Он даже не вспомнил о рэкетирах, словно их и не было. И Калягин решился спросить его о загадочной охранной грамоте. Откуда она у него взялась?
— Это ты про ксиву? Нужная вещь! Я с ней не только тут, загранку проеду насквозь! И поверь,
тамошние полицейские мне еще козырять будут!
— Ну, не свисти! Откуда им знать, кто такой Пан? И какое они к нему имеют отношение? Что им до него? Попробуй сунь эту ксиву ихнему лягавому? За задницу возьмет! — не поверил Николай.
— Меня за жопу?! Клешни коротки! А вот насчет Пана не транди! Ты кто есть? Работяга! Для фартовых — быдло! А Пан — пахан! Допер? Ты для всех — мелкая козявка. Хоть здесь, хоть там! А пахан нынче здесь, а завтра за границей! У него баксы — ящиками. Тебе их до конца жизни не пересчитать. Хазы свои повсюду имеет. В Англии и
Штатах, в Германии и Франции. Даже на Канарах! У него в Греции — вилла! И везде его любят, ему рады. Потому что башляет щедро. И никто его не выдаст никому, если он не захочет. Хотя все знают, кто такой, чем занят. Потому ихние менты его не тронут. Секут, зачем задевать Пана? Себе неприятности наживут на всю оставшуюся жизнь. Она же у каждого одна…
— Откуда знаешь о том? Сам же с ним не кентуешься. А наговорить можно много!
— Если ботаю, значит, верняк!
— А как ты эту грамоту получил? За башли?
— О, тундра! Да где ты видел, чтоб фартовые грамоты продавали? Офонарел?! Да ни за какие бабки эту ксиву не купить. Они могут дать ее только сами, кому захотят. Ее не выпросить, не вымолить. Эта ксива, как награда, выдается одному из миллионов.
— А как же ты ее получил? — удивился Николай неподдельно.
— Безуха! Только так приключилось и со мной. Короче, когда я из-под «запретки» в последний раз вышел, забрал в «малине» свою долю и решил «залечь на дно». Временно отойти от дел, отдохнуть где- нибудь подальше от фартовых. Но где у нас сыщешь такое место? Нет их. Вздумал махнуть за рубеж. И оказался на Канарах. Все кайфово шло. Без шухеру. Покуда туда же не намылился на отдых какой-то хрен из верхов! Не из фартовых. Из- за него шмон начался. Чтоб того падлу риску не подвергать. Кому он, козел, сдался? Но из-за него, хорька, всю полицию поставили на уши. Началась проверка документов, личностей отдыхающих. Всех трясти стали. И главное, перекрыли все пути!
— Ты ж говорил, что у Пана там своя хаза? — напомнил Николай.
— Это теперь! А я ботаю, что было до того, когда я из тюряги вышел. И Пан еще не был паханом. Но значился в розыске. До того мы с ним знакомы не были. И на Канарах виделись, но не кентовались. А тут припекло. Ксивы у него были липовые.
— Но он же по ним приехал?
— Ну и что? Если на каждого запрос стали делать! Вот тут-то и оказался он в кольце. Сделали запрос и на него… Все, на кого поступило подтвержденье, продолжают отдыхать. А его приморили. Ни на прогулки, ни на пляж… Просят подождать. Ну, что тут делать? Того гляди, спецслужбы появятся. Эти быстро опознают. А у нас с ним номера рядом. Он меня по наколке раскусил. Увидел, когда я на пляже был, «колымское солнышко». Ну и подвалил. Трехнул, что его пасут, раскололся, кто он есть. Вот тогда я и задумался, как своего выручить? Ведь ему самому даже выйти из номера нельзя, — следили.
— А тебя не пасли?
— Я не был в розыске! Потому мной не интересовались. В ту ночь стыздил я документы у одного мужика. Того, какой надо мной жил. Тоже земляк. Только из Москвы. Новый русский. Я к его бабе иногда заглядывал. А он в то время на пляже кайфовал. Короче, увел документы и к Пану. Тот под утро через окно и на самолет. Через час
улетел.
У меня остался в памяти лишь его адрес.
— А сам зачем остался? Тебя же небось
заподозрили?
— Кипиш был! Не без того! И дело не в пропаже документов, это ерунда! А в том, куда делся человек? Уж где его не шмонали! И в номерах, и в море, на пляжах, катерах, в ресторанах, у женщин, всех магазинах, на прогулочных самолетах и с аквалангистами. На базарах и в притонах, у рыбаков… Но… Не нашли. Всех о нем спрашивали. Я тоже ответил, что не был знаком с ним. И не видел его. А через неделю улетел…
— А кто был тот отдыхающий, из-за которого шухер поднялся?
— Хрен его маму знает? Там народу хватает. Всех и не упомнишь. Может, и отдыхал какой козел! Но
