покуда мужик. Все ж подмогнет по дому, в койке согреет, самой не так скучно, будет с кем побрехаться. Все ж бабы мы, тепло и забота как хлеб надобны. Без мужиков сохнем без времени. Иль ты отказала ему?
— Ага! Но он время дал на размышленье.
— Чего думать? Соглашайся! Человек он грамотный, не то, что другие — корявые! Сам с себя видный, не пьет. И говорят, ласковый, огневой в постели. Чего еще надо? Он тут любую, хоть девку отхватит. Всякая ему будет рада, а ты так и завянешь одна! Слышь, подруга? Соглашайся, мой тебе добрый совет. Такие, как Николаич, на дороге не валяются. Он в деревне один такой! Гляди, не проморгай, обидно будет.
— Не лежит к нему душа…
— А ты другое спроси, там верней ответ получишь, — хохотнула баба и потащила Варвару к столу. Выгрузила из своей корзины котлеты, селедку, горячую картошку:
— Ешь! Не то вижу, ты и печку не топила ноне.
— Руки опустились, ничерта не хочется. Потеряла Анжелку, уйдет от меня дочка…
— Будет скулить. Надо было б тебе еще двоих родить. Тогда веселей жила бы! Чего на одной задвижку закрыла, забот испугалась? Теперь не вой! — села к столу и вытащила из-за пазухи бутылку самогона.
— Я ж намедни бражки надралась, бормотухи своей. Ну и расклеилась малость с перебору. Вчера вот выгнала самогон, давай подлечимся, башка такой треск дает, что свету не вижу, — налила по стаканам.
— Галка! Ну почему не повезло нам с тобой в жизни?
— А я так не думаю. Трое детей у меня! Хоть кто-то со мной останется. Будут внуки — сугрев для души. Сумею подрастить их. С хозяйством мороки нет. Оно справное, крепкое. Ну а что мужика не имею на каждый день, так и хрен с ним, себе меньше хлопот. Обойдусь хахалями. Вчера с электриком Кузьмой тешились. До полуночи бесились в сарае. Короче он ко мне за хреном пришел, свой поели. Ну, а в уплату меня согрел. Всю как есть ублажил. Я ему литровую банку дала. Оба довольные друг другом расскочились. И ты не теряйся, наш бабий век короче сна. Побалуй себя без оглядки, не зажимай, что природой дано. Поняла меня, Варька? Как подруге советую, себя пожалей на будущее.
— Стыдно, дочка уже большая!
— Вот и наверстывай, времени у нас мало…
Варя долго обдумывала слова соседки, и, готовясь
к приезду дочки с зятем, вспоминала каждое слово Галины:
— Не теряй время…
Но как ни убеждала саму себя, так и не согласилась на Михаила. Он был не в ее вкусе. Она не могла представить его мужем, хозяином в ее доме. И понимала, что другие были гораздо хуже зоотехника, да и семейные все.
— Варя! Варька! Во, разоспалась, как кобыла! На работу опоздаешь! Пошли! Иль опять с Галкой напились вчера? Скорей одевайся! Сидишь, как телушка на лужке, а бычка все нету! Давай, шустри! — тормошила бабу напарница. Пока оделась и умылась, Михаил примчался, в глазах тревога:
— Что стряслось? Почему не на работе?
— Проспала! Долго не могла уснуть. Анжела позвонила, замуж выходит, если уже не стала женой. Через неделю приехать собираются вместе, — вздыхала Варя.
— Уже? Ведь совсем недавно уехала! Когда успела? Не поспешила ли?
— Его зовут Вася! Вот все, что знаю! Больше ничего не сказала. А всю ночь проворочалась. Ведь совсем ребенок она, ни черта не умеет. Как жить будут мои молодые, — шла рядом с Михаилом по улице, не обращая внимания на деревенских, какие смотрели вслед, открыв рты. Так вот вместе ходили по деревне средь бела дня только семейные.
— Надо к их приезду подготовиться.
— Я помогу! — пообещал зоотехник.
— Ты? Чем? — удивилась Варя.
— Пельмени налеплю, котлет нажарю, рыбы тоже, всему бабка научила еще в детстве! Заливное сумею приготовить, даже цыпленка-табака! Жаркое из телятины в белом польском соусе!
— О-о-о, Мишка, да ты клад!
— А я о чем говорю! Такими не бросаются! Прокидаешься! Вот и предлагаю тебе, хватит раздумывать, бери пока другая не приголубила! — глянул шельмовато и подморгнул смеясь.
— Знаешь, а ты начинаешь нравиться мне! — призналась краснея.
— Вот это другой разговор, уже теплее! Так значит, вечером приду к тебе! — привел к инкубатору, открыл перед женщиной двери.
— Зачем? Я пока ничего не решила!
— Будем готовиться к приезду гостей!
— Ну да! Ты прав! Нужно много успеть, — согласилась Варя,
Вечером он пришел в домашней одежде.
— Давай я кое-что заранее подготовлю, чтоб потом с ног не сбиваться. Голубцы, котлеты и пельмени можно полуфабрикатами в морозильник положить. Верно говорю? — принялся за дело. Варя наводила порядок в доме. Вымыла окна, смела паутину, пропылесосила ковры и мебель, помыла полы. Когда присела отдохнуть, увидела, что Михаил давно сварил борщ, налепил пельмени, котлеты, разделал рыбу, теперь мудрит над заливным языком. Разложил по пакетам салаты, их осталось выложить в блюда и заправить сметаной.
— Мишка, ты ж кулинар-кудесник! — ахнула баба.
— Ты не егози! Одними похвалами не отмажешься. Я много чего умею, когда меня любят. Поверишь, сам стираю, глажу, убираю. Все могу! Не погиб во мне дар отменного повара! Меня еще мальчишкой просили помогать на свадьбах, и никто о том не пожалел.
— Миша, а где твои родители?
— Ох-х, спроси о чем-нибудь полете…
— Почему?
— Видишь ли, мать у меня русская, а отец армянин. Они в студенческом общежитии познакомились. Полюбили друг друга. Ну, а родители отца на дыбы против мамки, не захотели русскую невестку и не разрешили привозить. Отцу приказали вернуться домой после института, он не мог ослушаться родителей и приехал один, мать осталась в положении, но отцу ничего не сказала. Он вскоре женился на армянке, вернее его женили на той, какую выбрали родители. А мама родила меня. Но через полтора года, как только я встал на ноги, приехали дед с бабкой и забрали в деревню, — вздохнул трудно:
— Матери сказали, чтоб не беспокоилась и устраивала свою личную жизнь, пока молода. Она тоже послушалась стариков и вскоре вышла замуж. К нам в деревню она приезжала очень редко, не каждый год. И я скоро отвык от нее и мамой звал бабку. Подрастая, узнал, как сложилась жизнь моей матери. Да, она родила еще двух сыновей, но с мужем жила очень плохо. Человек он скандальный и жадный, одним словом — эстонец, из прибалтов. Ему что ни сделай, все не так, обязательно найдет к чему придраться и тогда орал до ночи на всех. Случалось, неделями с матерью не разговаривал. Самое интересное, что он ей никогда не отдавал всю зарплату, хотя не пил. Каждый день выдавал по крохам, чтоб не зажирели. Сыновья его боялись и не любили. Он их жестоко бил в детстве, а когда выросли, не выдержали и вломили ему за все прошлые годы. Так вот и остался он калекой. Выгнали из квартиры и не велели возвращаться. Старший в армейке остался, в десантниках, младший, стыдно вслух сказать: футболист. Он семейный, у него сын, живут с матерью, все вместе, хорошо ладят меж собой…
— А отец не объявлялся?
— Года три назад подал в розыск. Сразу нашел мать и позвонил ей. Она про меня сказала, он тут же прилетел нагруженный, как ишак. Что с него спросишь, если не знал обо мне. Упрекнул мать. Но за что? Пусть бы винил себя. Я так и сказал ему, если обидит мать еще одним словом, то эта первая встреча станет последней. И уж кому надо было упрекнуть обоих, так только мне, но я сдержался. Отец жаловался, как тяжело жилось ему с нелюбимой и глупой женщиной, падкой на деньги и украшения. Она тоже не любила отца. Вышла замуж по расчету, но все годы вслух о том сожалела. Она умерла от рака. Прошел год после ее смерти и отец стал искать мою мать.
— А где его сыновья?
— У него один сын — Ашот. Он летчик в гражданской авиации, живет в Москве. Сестра — Каринэ,
