Катька ничего не ответила. Подоив корову, пошла убрать в сарае и, пользуясь темнотой, позвала сявку, велела передать Шкворню все, что услышала от мужа. Тот мигом вскочил в дом. Катька еще не успела подмести, как сявка скользнул в сарай, сунул ей в руку что-то и сказал:
— Это от него… Велел тебе ждать…
— Что такое? — изумилась, увидев в руках пачку денег, перевязанную золотой цепочкой, на которой висел медальон с ярким красным камушком, горевшим каплей крови. — Зачем мне это?
Обиделась баба, а сердце сжалось в страхе за него: «Куда он уедет? Надолго ли затянется разлука?»
Припрятав на чердаке деньги и цепочку, вернулась в дом, увидела Дамира. Тот наблюдал за окном соседа.
— Только не смылся б гад! Только бы успели опера! Уж тогда я не промедлю. Вон Алешку сегодня увидел в городе. Знаешь, что он мне сказал? До сих пор в себя прийти не могу!
— Что он сморозил?
— Сказал, что жениться хочет, а девку ту стыдится к нам привести в курятник! И добавил: мол, нынче так не живут уважающие себя люди. Я и решил в неделю покончить с соседом и перебраться в его дом.
— Коли так, пусть Алешка сам себе дом строит! Вначале изба не по нем, там и мы не по душе. Не рискуй своей башкой, не суй в петлю. Мы живем, нам нравится, а на них, нынешних, не угодишь, — отмахнулась вяло.
— Ты, видно, тоже устала ждать, да и от моих обещаний устала… Уже не веришь мне? — грустно вздохнул Дамир.
— Не от того устала! Хватит тебе другим ямы копать, чтобы в какую-нибудь не влететь. Боюсь я этого. И в дом тот не пойду, какой из горла власти вырвут у человека.
— Что ты сказала? У человека? С каких пор ворюга в человеки пролез? Иль сумела снюхаться с ним, шлюха? — подошел так близко, что баба уловила запах пота.
Она оглядела Дамира сверху вниз и сказала презрительно:
— Еще одно слово — и я раздавлю тебя как вошь!
Всякое случалось в их жизни. Бывало, ругались, но такого не происходило. Дамир почувствовал себя оплеванным. Он сел к столу, маленький, дрожащий человек, с трудом сдерживающий себя. Попросил хрипло:
— Объясни, что случилось?
Катька неотрывно смотрела за окно, в ночь. Что пыталась в ней увидеть или угадать?
— За сына боюсь. Неужель не дошло? Встретят его на дороге ночью и убьют. За тебя! Нужен нам будет тот дом после такого? А и самим, как в нем останемся? Воров всех не переловят. Те, которые на воле удержатся, разделают обоих под орех! Уроют в первый день!
— Выходит, по-твоему, зря я столько времени старался, сколько труда вложил, ночи не спал! Теперь все оставить? Ну нет! От меня так просто не отделается! — побагровел Дамир.
— Оно и тебе не больше других нужно! Сколько ни суетись, закончишь домом в два на семьдесят, — отвернулась Катерина.
— Не узнаю свою жену! Ты еще недавно горела соседским домом, а тут курица размокла! Устала ждать, иль еще что мешает? — глянул на бабу пытливо.
— Суета заела! Все мы следим за людями, выслуживаемся перед властями. А что с того имеем? Нас не только на своей улице, во всем городе ненавидят. Сдохнем — могилы заплюют. Закинь ты суматоху. Давай жить как все! — предложила тихо, устало.
— Как все? Во, дура! Они либо пьют, либо воруют! Нам только этого недостает! Совсем в болото сползти! В своем уме, предлагать мне такое? Ни за что! Коль тебе не по душе моя затея, поезжай в деревню к своим. Поживи там, отойди от наших городских забот, а я пока здесь управлюсь сам. Тебе там воров пугаться нечего. Как только их менты отловят и нам передадут дом, я за тобой прискачу, чтоб помогла с переездом управиться. Лады?
— Я б с радостью, с великой душой в деревню воротилась бы, но как сын? Вы с ним вдвоем без меня вовсе одичаете. Зарастете в грязи, завшивеете, с голодухи околеете.
— Ни хрена с нами не сделается! — подскочил Дамир, услышав шаги во дворе. Вышел на крыльцо и нос к носу столкнулся с Михаилом Смирновым. Тот довольно улыбался:
— Ну все, Дамир! Осталось поймать лишь твоего соседа. Остальные взяты!
— Он же у себя дома!
— Нет его! На этот раз оставляем своих ребят в доме соседа. В засаде! Они дождутся и возьмут его. Шкворень надолго не исчезает: стареть стал, домой тянет. Да и в других его хазах тоже не без караула. Со всех сторон обложили, некуда деваться!
— А дом его? Как им распорядитесь? Дадите его мне?
— Это не по моей части. Милиция не распоряжается имуществом арестованных. Это лишь жилуправление, горисполком, но и там вряд ли на такое пойдут. Ведь у тебя свой дом есть.
— Какой там дом? Хижина, лачуга! Я ж вам помогал в деле! Может, ходатайство напишете иль позвоните? Сами видите, моя изба в аварийном состоянии. Да и на ремонт денег нет. Доходы копеечные. На еду едва хватает, — канючил Дамир.
— Доложу начальству о просьбе, но результат не гарантирую. Согласится ли оно вмешиваться в такие вопросы, не знаю. Кстати, предопределять ход событий нельзя. Шкворень еще на воле. Дом — его частная собственность. Только суд имеет право вынести решение о конфискации имущества, но и оно отменяется судом высшей инстанции. Эти обжалования в порядке надзора затягиваются надолго, на годы. Неприятностей будет тьма, а результат… За это время он срок отбудет. Когда вернется, его из собственного жилья никто не выселит.
— Значит, зря я старался? — уронил руки Дамир.
— Тебе виднее, но мне кажется, за свои сообщения ты кое-что получал. Разве не так? — напомнил следователь тихо.
Но Катерина услышала каждое слово, доносившееся из коридора. «Не поймали! Вовремя я его упредила!» — порадовалась баба и тут же задумалась, как теперь предупредить своего дружка о засаде. Баба перебрала много вариантов, но ни один не годился.
«Ему не только войти, даже вблизи появиться нельзя Опасно, мигом скрутят», — соображала Катерина. Но желание помочь соседу было сильнее разума и природной бабьей осторожности. «Схожу в город. Скажу своему, что хочу работу подыскать себе. Там дружочка поищу или кого-нибудь из его друзей. Кой-кого из них я видела. Авось повезет, встречу и предупрежу».
Дамир даже обрадовался, узнав, что жена снова собралась устроиться на работу. Он похвалил Катерину:
— Разумно решила! Нечего тебе дома целыми днями киснуть. С хозяйством сам справлюсь. Ворочусь с участка — больше половины дня свободных. Куда их девать? Копейка же в доме никогда не бывает лишней.
Утром, подоив корову, управившись в сарае и в доме, Катерина отправилась в город. Вскоре она приехала в центр и смешалась с пестрой многолюдной толпой людей, торопливых, смеющихся, жующих, озабоченных.
Вот она остановилась у столба, оклеенного объявлениями, но здесь о продаже домов, а о работе — ни слова. Катерина подошла к доске объявлений, стала читать. Требуются уборщицы, дворники, сторожа, посудомойки, няни и сиделки, повара и продавцы.
— Вот дожили! Честному человеку и не продохнуть нынче! Везде одни убийцы! — услышала рядом.
Оглянувшись, она увидела старуху. Возле нее какой-то дедок затормозил.
— Что стряслось у тебя? — спросил бабку с любопытством.
— Да как же так? С Лизаветой я в младости дружила. Все годы до энтих лет бок о бок жили на одной площадке. И тоже в объявления поверила глупая! Стала жить под опекунами. Они вот тут свое заявление дали, что станут ухаживать за старым человеком под гарантию наследования его жилья. Лизавета уши развесила, поверила, приняла опекунов. А вчера померла. Всего месяц с ими пожила и кончилась, не хворая
