сверток, обмотанный в старое полотенце, перевязанное шнурком. — Вот! Возьми! — протянул отцу и смотрел во все глаза, что же он достал.
Тимофей размотал полотенце. В нем оказался полиэтиленовый пакет, набитый деньгами.
— Ну и отец! — выдохнул мужик, покраснев от радости. — Пошарь еще! — попросил сына.
Колька влез в тайник по плечо.
— Еще что-то надыбал! — пыхтел пацан, выволакивая из бокового тайника что-то очень тяжелое.
— Подцепи плоскогубцами! — советовал Тимофей сыну.
— Ухватиться не за что! Погоди, не торопи, — пыхтел Колька, постепенно подтаскивая к себе находку.
Мальчишка, передохнув, полез снова. Чекисты теряли терпение.
— Мне его оттуда выволочь надо, сбоку лежит. Когда вытащу сюда, тут уж быстро достану, — говорил пацан. И старался изо всех сил.
— Ну, вывернул! Теперь проще! — сменил руку и рванул на себя. Упал на пол, не удержавшись. В руках у него оказался кожаный мешок, зашитый суровой, провощенной ниткой.
— Давайте глянем! — разрезал Тимофей. И на стол посыпались монеты, не виданные ранее никем из присутствующих.
— Коллекция!..
— Наконец-то!..
— Колька! Шарь еще!
Почти такой же мешок, но уже гораздо легче, выволок мальчишка из тайника. И, проверив тщательно напоследок, выдохнул:
— Все! Ничего большое нет…
Золотые, серебряные, платиновые монеты были в одном мешочке, медные и бронзовые — отдельно.
— По ценности металла сортировал. Не разбирался Иосиф в монетах. Они, насколько я знаю, не по сплаву, по возрасту ценятся, за редкость свою, — сказал Потапов.
Тимофей не мог оторвать взгляд от денег. Их было много. Он знал: их у него не отберут.
Чекисты высыпали монеты на стол. Среди них промелькнула бумажка, свернутая в трубку. В ней рукой Иосифа были написаны суммы денег, какие давал Попову за коллекцию.
— Увозите ее! Забирайте! И без нее проживем! — опомнился Тимофей, унося деньги из мастерской, запихивая их на ходу в пакет.
— Сами повезем? Или вызовем? — спросил Вадим Потапова.
— Вызовем! — набрал номер и отчеканил адрес Иосифа. Когда коллекцию унесли и чекисты собрались выйти из дома, Тимофей придержал Вадима:
— Ну а мы теперь как останемся? Снимете охрану иль оставите пока?
— Тимофей, я доложу руководству. Решает оно! Думаю, не стоит спешить. И я, конечно, выскажу свое мнение, — глянул в окно вслед машине, увозившей коллекцию.
— Погоди, Вадим! Задержись на минуту! Пару слов сказать надо. Чтоб все без тумана было. Теперь уж ни к чему. Давай присядем, — предложил Тимофей, вернув чекистов от двери. И, пройдя на кухню, сел напротив.
— Теперь уж слушайте все, как оно было. Без брехни. Может, станете презирать. Но это ваше дело. Я жизнью вам обязан. Своей и Колькиной. Да понял поздно, когда отца не стало, — выдохнул тяжело и продолжил — Проговорился мне дед. Намекнул про коллекцию. И попросил помочь… Велел подъехать к дому Карпова на «неотложке». По потемкам. Сказал все. Про сейф. Но не велел забрать домой, к себе сказал отвезти. Нас было трое. Отец, я и Петька. Попов! Он открыл дверь квартиры Карпова. Вместе с ним и с отцом мы вынесли этот сейф, он уже лежал в кушетке. Погрузили в лифт, потом в машину и привезли сюда. Отец остался с Поповым, а мне велел уехать. Я ушел в машину, обозлившись на старика. Но он через неделю сказал мне, что Петька перепрятал коллекцию. А отцу отдал деньги. Сказал, что содержимое должен отдать. Иначе у него отнимут душу. Посоветовал молчать. Сказал, что дед, если слово скажет, поплатится шкурой. Что за эту коллекцию из любого вытряхнут душу. Отец и мне велел молчать. Я поверил старику. А он обманул. И если бы не вы, не знал бы, что спрятано в доме, за что охотятся на нас. О том знал отец. Но он промолчал. Он не верил мне никогда. Ни живой, ни мертвый. Он не ждал для себя беды, не думал, что смерть уже на пороге стоит. Он считал, что будет жить. Успеет еще сказать мне, когда дозрею. Но… С судьбой не шутят. Она мудрее стариков. И не признает кладов про запас. Они не для жизни. А горя и без того хватает. Я не видел тогда эту коллекцию. Мне даже не позволили взглянуть на привезенное. Прогнали, как собачонку. Если б я знал, что своими руками приволок в дом беду, ни за что не согласился бы с просьбой отца. Ведь он в тот день велел мне приехать без водителя. Я сам привел машину. Если б знал, что своими руками ускорил смерть отца… — вздохнул тяжко и продолжил: — Я как-то встретил Попова. Спросил его: мол, как твоя затея, сорвалась? Прижали крутые? Пришлось отдать? Он глянул на меня вприщур и ответил: «Коль хочешь жить, молчи о том, что случайно видел. Иначе не только свою душу потеряешь, а и весь корень, всю семью». И указал на подходивших Быковых. О них я знал. А Петька добавил: «Еще хоть слово иль звук, и эти мужики познакомятся с тобой накоротке». Я тут же отошел от него. И навсегда забыл о коллекции. Поверил, что отец сказал мне правду. Я знаю: будь он жив, до последней секунды не проговорился. Он считал меня мотом, прожигающим жизнь. Себя — мудрецом, ан, видите сами, и мудрецы просчитывались. В жизни нет ничего дороже самой жизни. А за ошибки в ней расплачиваются все… Дай Бог, чтобы смерть отца была последней, и эта треклятая коллекция не потянула за собою никого — на тот свет. А вам — спасибо! За все! Простите нас! Живых и мертвых… У смерти — все глупцы. Потому, видно, отнимает жизни у живых…
— Не беспокойтесь, Тимофей! Я уверен, вас не оставят без защиты! — подал руку Вадим. И следом за Потаповым вышел из дома.
— Поехали! Теперь уж по домам! Дело сделано! Можно до утра отдохнуть! — радовался Соколов.
Водитель, приметив хорошее настроение чекистов, включил приемник, и в салон машины ворвалось задушевное:
Встречались мы с грозой и вьюгами,
Огонь и воду вместе мы прошли,
Товарищ мой, ты помнишь,
Раньше друг без друга мы И дня прожить, бывало, не могли…
— Ты, смотри, будто о нас с тобой в песне сказано, — заметил Александр, улыбаясь..
А вот теперь другими стали мы,
И жизнь своя у каждого идет,
Товарищ мой, с друзьями Редко вижусь старыми,
Лишь телеграммы шлю под Новый год…
— Ну, это не о нас! — отмахнулся Вадим.
Но руку друга рядом чувствую,
Не разлучат нас версты и года,
Товарищ мой, и в праздник,
И в минуту трудную Со мною ты, и я с тобой всегда!
Молчат чекисты. Свое вспомнилось. Шелестят колеса по асфальту. А песня каждым словом входит в сердце:
Так значит, молодость жива еще!
И легче жить, ее в душе храня!
Стакан вина, я пью За старого товарища,
И ты, дружище, выпей за меня…
— Смотри! Опять она! «Ауди»! — указал Вадим Александру на машину, идущую сзади.
— Вот черт! Ну что ж! Меняй маршрут. Но не на работу. Надоело в догонялки играть! Пусть милиция ими займется. А то ищут по всей России, а они спокойно по городу разъезжают! Давай в горотдел! — сказал Соколов водителю.
— А может, лучше самим их взять! — нахмурился Потапов.
