бабочками, портфель скрипит. И вдруг из чужого двора прямо из подворотни на нас вылетела собачья свора, десятка два псов разного калибра и масти, все к нам кинулись с лаем, воем, рыком. Я от страха побежала куда глаза глядят. Не знаю, куда спрятаться от своры, а она беснуется вокруг меня. Я споткнулась, упала, да как заорала во всю глотку. Псы от меня врассыпную в ужасе разбежались тут же, а я валяюсь в пыли, зажмурившись, и кричу, боюсь, что сейчас собаки жрать меня начнут. От своего крика не услышала, что псов давно нет. Что я их перекричала. А когда открыла глаза, рядом отец стоит и улыбается, радуется, что кричу, уже не заикаясь. Клин клином вышибло. Отряхнул он меня, умыл у колонки и отвел в школу. С того дня и логопед не понадобился, нормально стала говорить, — вспомнила Мадина. И продолжила:
— А с седьмого класса каждое лето работала санитаркой в детской больнице. Мачеха как-то попрекнула, что я дорого обхожусь семье. Я пошла работать. А когда втянулась, не ушла из больницы. Днем училась, а вечером работала. Часто ночевала в больнице. Вот так и привыкла, втянулась, а когда пришло время поступать в институт, меня сами врачи готовили к экзаменам. Когда пришла сдавать, а они все в экзаменационной комиссии. Только одного человека не знала. Вот так вытащила билет и ответила без подготовки. И другие экзамены так же. С первого захода поступила. Но даже в студентках санитаркой работала. Только на третьем курсе стала медсестрой. А уж потом педиатром.
— А где с мужем познакомилась? — спросила Катя.
— Поехала в ординатуру поступать, а вместо этого замуж вышла, — рассмеялась Мадина.
— Пошли мы с подругой по Москве погулять. А день жаркий, вот и зашли в кафе, мороженое взяли. Мы уже прилично походили, устали так, что ноги гудели. А тут двое парней подошли, спросили разрешенья и подсели к нашему столику. Мы не спешили, они тоже не торопились. Так вот и разговорились. Познакомились. Смешно все получилось. Когда уходить решили, нам предложили прогулку по Москве и пригласили в машину. Мы ни в какую. Оно и понятно, первый раз увиделись. А ребята поняли и предложили подвезти в гостиницу, где мы остановились. Как-то так они предложили, что мы и не подумали отказаться. Добираться в комплекс «Измайлово» далековато, с несколькими пересадками на метро. Вот и сели в их «Волгу». А через пару часов они позвонили. Предложили в театр сходить вместе. Я весь спектакль проспала на плече у Анатолия. Устала или скушным был спектакль, но так неловко было мне. А ребята нас в кафе привели. Там почти до полуночи просидели и нас отвезли в гостиницу. Утром, едва проснулись, горничная принесла от ребят букет алых роз. В нем записка:
— Ждем вас внизу, в холле, приглашаем вместе позавтракать.
— Мы уже без сомнений тут же собрались. Так продолжалось недели две. И Анатолий сделал мне предложенье. Я уже знала о нем все и о себе рассказала. Моя подруга тоже вышла замуж за друга Толика. И тоже стала женой посла только в Румынии. За все годы мы с ними всего один раз виделись. У них дочка, ровесница моего сына.
— А почему только один ребенок у тебя? — спросила Катя, заглянув в глаза Мадине.
— Тяжко быть женою посла. Очень трудно. К тому же я работаю. Времени почти нет. Да и никакой уверенности, сегодня мы в Германии, завтра переведут в другое государство. Выучила немецкий язык, теперь английский зубрю. Параллельно испанский осваиваю. Муж тремя языками в совершенстве владеет. Мне нельзя отставать. Порою устаю, очень скучаю по Нальчику, по своим. Когда оторвалась от них, поняла, что люблю всех, только каждого по-своему. Наверно, так и должно быть. Это нормально. Да и ко мне все теплее стали. Мать для нас сама теплые вещи вяжет и присылает. А письма какие сердечные, хорошие пишет. Оно и понятно. Детей во втором браке не появилось. Так и осталась я у нее одна. Отчим ко мне как к родной дочке относится. И беспокоится, словно за свою кровную. Много в нем нерастраченного тепла осталось. Он был бы прекрасным отцом, но судьба, как ослепла к нему и ни одного не подарила. А может, мать не захотела родить еще, кто их знает.
— Одного ребенка мало. Слышь, Мадина, пока не поздно роди второго, послушайся меня. Мало ли что в жизни, пусть двое твоих птенцов рядом с тобой растут. Знаешь, как бабки говорят:
— Чем больше детей, тем спокойнее старость.
— Это раньше так считали. Нынче иная поговорка в ходу:
— Чем больше детей, тем короче дорога к погосту…
— Я такое не слышала, — нахмурилась Катя.
— Ни мною придумано. Но то, что слышу, убеждает в правоте пословицы. Дети теперь пошли иные. Трудно с ними.
— Мадинка, и в мое время так считали, но все зависит от самой, поверь мне, рожай второго! Лишним не будет, — уговаривала Катя женщину. Та не хотела продолжать тему и перевела разговор на другое:
— Я с отцом пришла. Замиром его зовут. Он давно хотел увидеться с тобой, но как и я, не решался. Трудно ему переступить порог своей вины. Он знал обо всем, что случилось из-за меня. Потому было трудно. От вас ушел муж. Бросил и женился на другой. А первый, ваш общий сын, теперь отбывает срок. Не повезло Хасану и с женой. Все время болеет. Три выкидыша случились. Так и не доносила ни одного. Родня ее во всем винит Хасана за то, что держит жену в доме вместо кобылы. В семье совсем плохо живут. Ругаются, он даже бьет ее, говорят, что погуливает и выпивает. Оскорбляет свою жену и ругает своих за то, что вместо кобылы подсунули клячу, на какую белым днем смотреть невозможно, а и ночью подходить противно, вот и таскается по всем притонам как последний отморозок. Жена его уже много раз уходила от Хасана. Но родня возвращала. Мол, дождись, пока сам выгонит, — рассмеялась Мадина.
— Конечно, если сама уходит, он ей приданое не вернет. А коли он выбросит ее, до смерти обеспечить должен. Так по их законам. Это не я — русская баба! Ушел он от нас и забыл. Я ничего не потребовала. Ни в какой суд на Хасана не обращалась. Мы сами выжили, как нам Господь дал. А вторая утопит его в жалобах. И вытряхнет из него все вместе с анализами. Вот и живут скрипя зубами друг на друга. Нет, я не смогла бы так дышать. Или его под задницу подналадила, или сама ушла б, — сказала Катя.
— Не равняй себя, ты человек сильный, она подлая…
— С чего она такая? Откуда взяла?
— Она все знала, зачем же вышла за него замуж? Иль думала разжиреть на чужой беде? Да не получилось. Все годы словно в гнилую задницу сунула. Ни света, ни радости не видела. И только теперь понимать начала, за что наказана. А ведь ее предупреждали старые люди. Она никого не послушалась, — говорила Мадина.
— У тебя муж кабардинец?
— Нет, он — русский, родом из Смоленска, там вся его родня и нынче живет. Хорошие люди. Мне с ними проще и легче, чем со своими. И приняли как родную, не лезли в душу. Согрели мою. Я для них дочь, а не невестка. Никто не грузит меня, ничего не просят. Стараются сами помочь. Делятся всем. Младшая сестренка дискеты нам покупает на стипендию. Даже сухие грибы присылали в Германию и малиновое варенье. А свекор, отец наш, он — пчеловод, все время снабжает медом. Просят оставить у них сына хоть на одну зиму, чтоб внук не забыл русский язык. Мальчишка, конечно, с радостью останется. Там ему ни в чем отказов нет, все разрешено и дозволено. Хоть в лес за грибами, хоть рыбачить на Днепре. Он за месяц загорел так, будто все лето провел на море. А щеки отъел, аж из-за спины их видно. Бабка постаралась. То пирожки иль блины, оладьи испечет. Да с домашней сметаной, со сливками, приучила чай с вареньем или с медом пить. Конечно, он теперь в Германию не хочет. А тут еще его учат машину водить на лугу за домом, дед с собой на покос берет, бабка — в сад, что вокруг дома и огорода. Двоюродные братья научили понять на велике. Скучать ему некогда. Спать ложится почти в полночь и во сне до утра хохочет. Но как оставлю? Один он у меня. С ума сойду без сына, — призналась Мадина.
— А ты решись и оставь. Скорее на второго ребенка согласишься. Если такая родня, помогут на ноги поднять хоть десяток. Там, где дети растут вольно, из них хорошие люди получаются. Они не знают страха и голода, не слышат попреков, не видели подлость. Они и другим такое не причинят. Я это знаю по собственной жизни, какую прошла в детдоме. Мы жили одной семьей. Нас сдружила одна на всех беда, но мы не считали себя сиротами. Мы были родней друг другу, и никто никого не обижал. Я знаю, что их, как и меня, не испортит никакая беда и не изменят люди, потому что с самого детства все пережили одно, непоправимое горе — сиротство. Но не чувствовали себя лишними на земле. Каждый стал Человеком. Я со многими переписывалась. И говорю об этом не случайно. Ведь вот дети в приюте никогда не накладывали на себя руки, даже в голову такое не приходило. А посмотри, что творится в городе? Сколько детей гибнет, и далеко не все по случайности. Всего месяц назад в нашем доме мальчишка из окна выбросился, с пятого
