бы молодую семью сына. А теперь единственного теплого слова в душе не сыскать, только злость и обида на Лянку застряли колючим комком в горле:
— Как собаку бросили! — слышит звонок в двери, и открыла не спросив.
Две девушки вошли в прихожую:
— Здравствуйте! Возьмите нас на квартиру!
— Пожалуйста! Нам посоветовали те, кто раньше жили у вас! Мы помогать вам будем во всем!
Катя включила свет в прихожей и онемела от удивления. Перед нею стояла Сюзана…
— Ты? Как пришла, как здесь оказалась снова? — вдавилась женщина в стену, не веря глазам.
— Я Роза! Из Тырнауза! Она — Зина, моя подруга. Мы в институт поступили, а жить негде. Нас берут на квартиру, но оттуда далеко ездить, с самой окраины города, из Дубков. Там жить страшно. Вечером никуда не выйти из дома. Кругом стройка. И общежития. Слышали мы, что в том районе всякое случалось. Потому, хотим найти в центре, ближе к институту и безопаснее.
— Тебе чего бояться? Сама любого напугаешь! — ответила Катя подумав:
— Вот так и не поверь, что покойники средь бела дня по городу разгуливают. И спросила:
— А кто меня вам посоветовал?
— Девчонки, какие здесь жили. Говорили, что вы с ними отлично ладили. У нас в Тырнаузе Марина работает. Очень хвалила вас и адрес дала.
— Скажи, а у тебя в Прохладном нет родни? — спросила Катя Розу.
— Есть. Родная тетка там живет, вместе с мужем. Дочь у них была. Тоже жила у вас, Сюзаной ее звали. Она на два года старше. Но ее нету, умерла. Все говорят, что мы с нею очень похожи. Но ведь и матери, а они сестры, на одно лицо. Их все путают, — смеялась девчонка.
— Не знаю, возьму ли вас, много неприятностей получаешь, когда берешь на квартиру девчат. Начинают парней водить, веселухи устраивать, а мне соседи выговаривают за всех, ментов вызывают. К чему мне лишняя морока. Вот и Сюзанку перед окнами убили. Она кем тебе приходилась?
— Двоюродной сестрой была, — сникла Роза.
— Сын тоже против квартиранток. Он недавно женился, может, надумают со мной жить.
— С невесткой? Ох и нелегко придется. Возьмите нас. Мы тихо жить будем, не помешаем и не побеспокоим, — уговаривала Зина.
— Все так говорят. Только вот потом беды не оберешься! — думала Катя о своем.
— Самой, конечно, тяжко стало справиться с делами. Попробуй прибери в квартире, постирай да приготовь. Ну, откажу им и стану зависеть от приходов Лянки. А ее, эту стерву, еще попроси и уговори. Тут же, пошлю сучку подальше — и все на том. Девки и в магазин сходят, и за квартиру заплатят. Мишка начнет возникать, мне и ему есть что ответить, мол, сам вынудил квартиранток взять. Да и сколько можно мной командовать? От девок хоть какую-то копейку получу, а она теперь, ох, как кстати! — уговаривала себя Катя.
— Но чтоб хахалей не водили в дом! И музыку по ночам не включать так, чтоб уши отлетали от головы. Свою комнату, да и всю квартиру в порядке держать. Иначе выгоню взашей, — предупредила Катя. Девчата с радостью согласились на все ее условия. Уже ближе к вечеру они совсем освоились. Но Катя, нет-нет да и вздрагивала, глянув на Розу. Та невольно ловила на себе изучающие взгляды хозяйки и посмеивалась:
— Вы, как моя тетка, та меня Сюзанкой зовет. Я уже привыкла. Отзываюсь.
Катя вечером спокойно поговорила с сыном. Холодно предупредила о квартирантках:
— Взяла двоих. Не зверюга, чтоб сиротой сидеть, как в берлоге. Своему сыну не нужна, хоть чужие позаботятся и помогут.
— Я так и знал! — вздохнул Мишка.
— Копейка никогда не бывает лишней.
— Считай, что сама закрыла перед нами дверь дома, — сказал парень тихо.
— Эх, сынок! Ты душу свою от меня закрыл на замок, а ключ от него потерял. Что важнее. Стоит ли теперь упрекать меня, если променял на первую встречную девку, — упрекнула Мишку.
— Мам! Я ни на кого тебя не променял и не бросил. Жена это одно, ты совсем другое. Мы много о том говорили. Но тебе все не верится, что я уже давно не ребенок, что пришло время завести свою семью. А ты никого не хочешь признавать и ни с кем не уживешься.
— Хватит мне мозги полоскать! Ишь, оборзел, совсем от рук отбился! Говоришь со мной, как отморозок. Лучше скажи, как ты, что у отца? Как сдышались?
— Все нормально. Завтра приеду, расскажу! — пообещал Мишка.
Вечером девчонки приготовили ужин, позвали Катю за стол и, поев, понемногу разговорились.
— Вот вы, Катя, боитесь, чтоб мы хахалей не водили. Зря беспокоитесь. Я уже второй год как замужем. Да, муж много старше, умный человек, потому, заставил учиться. Сказал, мало ли что может случиться, пусть у тебя в руках будет свой кусок хлеба, чтоб ни от кого не зависела и сумела бы прокормить себя и детей. Другой надежды нет, — умолкла Зина.
— Родня у тебя есть? — спросила Катя.
— Этого полно. В доме шагу не ступить. А толку? Все голодные и раздетые. Восемь младших, кроме меня. Сколько ни дай, все мало. Нищета достала. Разве пошла б я замуж за Исмаила? Конечно нет. А теперь уже привыкла к нему. Он добрый и умный, как отец. Никогда не обидел, не ударил, он верит мне. Каждый день звонит, беспокоится, все ли у меня есть и не ругал, что я целый месяц в гостинице жила, пока поступила в институт. И деньги присылал всегда.
— А мои чабаны. Овец пасут в горах. Своих и чужих. Им за это платят. Никому неохота самому бегать по горам. Ищут придурков, таких, как мои, на чьей шее ездить можно. Отец уже сам на козла похож. Зарос так, что из-за шерсти человека не видно. Только глаза. Он горы знает лучше дома, все потому, что с нами он почти не бывает. И если б не моя тетка, никогда не смогла бы приехать в город, поступить в институт. Я о таком и не мечтала. А тетка приехала к нам и увезла с собою. Пообещала моим, что сделает из меня большого человека. Вот я и поступила. А мечтали они из Сюзаны врача слепить, но облом получился, — сникла Роза.
— А ты не слышала, как о твоей сестрице город жужжит. Брешут, что она из могилы встает и с рэкетом разборки устраивает! — не выдержала Катя.
— Причем Сюзанка? Она спит спокойно. А вот ее душа во мне живет…
Катя невольно отпрянула и спросила:
— Вместе с сифилисом?
Девчонки громко расхохотались:
— Нет! Это она себе оставила, чтоб было чем козлов на том свете доставать. Она их и там не оставит в покое. Ведь кто-то ее заразил? Не родилась она с той болячкой?
— А как же крутые откидывались? Ведь не сами по себе. Кто-то помог. И винят Сюзану.
— Крутые отняли у нее то, что не должны были брать. Вот и накрутили на себя беды. Все, кто взял что-то с мертвого, свое потеряют. Это каждый знает, но жадность сильнее страха. Когда понимать начинают, что мертвый расчетом припер, уже поздно что-то вернуть. Покойник свое забирает вместе с жизнью, — улыбнулась совсем, как Сюзанка. И оглядела Катю пристально:
— У сестры крутари украшенья отняли. Дорого они стоили. Говорили, что за них сифилис лечить будут, каким сестра их наказала. Ну да не повезло им, — усмехнулась ехидно.
— А кто помешал козлам?
— Да что там непонятного? Их всех жадность убила. Когда мать Сюзаны нашла Косого и потребовала вернуть дочкины украшения, он так на нее наехал, будто она у него кровное отнять вздумала. Тетка Валя и скажи ему:
— Подавишься, Яшка! Кто с мертвого взял, не пойдет впрок. Вместе с жизнью потеряет.
— Косой на жадности погорел. Придурок! Перебрал сонных таблеток. И не проснулся.
— А все говорили, что наркоты пережрал!
— Нет. Он наркотой не баловался. Бухал по кабакам, это верно. Оттого у него глюки были. Средь ночи вскакивал и орал, что своими глазами чертей видел. Они у него на пузе плясали. А тут и Сюзанка приснилась. Свои украшенья потребовала. Косой ее матом послал, она ему пригрозила.
— Откуда все знаешь? — насторожилась Катя.
