Тонкий лед

«Мне забить на твою судимость. Я люблю тебя еще больше, чем раньше. Ты самая лучшая телка во всем хороводе! Я тебя ни на кого не променяю. Мои стари­ки тоже любят и ждут тебя, нашу ненаглядную краса­вицу»,— написал парень из армии.

А вскоре его родители приехали в зону на свида­ние к девушке. Харчей привезли и все успокаивали на будущее.

Жених Дуськи уже вернулся из армии и раньше всех узнал о скором освобождении своей невесты. Он каж­дый день звонил и спрашивал, когда можно приехать и забрать Дусю? А вот ее родители ни разу не объяви­лись в зоне. Не получала от них дочь ни передач, ни писем. В родной семье ослушания не простили.

Платонов подписал документы Дуськи. Отложил их в сторону и тут же увидел охранницу, стоявшую на пороге.

—  

Бабье мечется. Документы ждут. Нынче будут готовы?

—  

Конечно!

А то уже все на взводе. Да и родня за воротами галдит!

—  

Через час всех выпустим, — пообещал Егор.

Человек взял следующую папку «Валя Терехина».

Подписал документы на одном дыхании. Эта работала на фирме своего мужа. Двенадцать лет прожили, дво­их детей ему родила. Оба в школу пошли. Хорошие, послушные мальчишки, компьютерами увлекались. Сут­ками за ними просиживали, на улицу не высовыва­лись. Отец радовался, сыновья хорошо учились, их хвалили в школе. Все было прекрасно в семье. Вот только муж изменился, стал вдруг равнодушным, хо­лодным. Валя долго не понимала, в чем дело. Не верила в слухи, доходившие до нее. Однажды, зайдя в кабинет мужа, застала его с любовницей. Та лучшей подругой Вали была. Ох, и оторвалась на ней Терехи­на. Банку кислоты вылила в лицо сопернице. На голо­ве мужа компьютер раздолбала вместе с телефонны­ми аппаратами и часами.

Кто вызвал милицию, она так и не узнала. Любов­ницу увезли в больницу, муж, перевязанный с головы до ног, несколько дней отлеживался дома, не в силах оторвать голову от подушки. Никогда не думал, что его тихая, умная и рассудительная жена способна на та­кой бунт. Ведь помимо подруги, она жестоко наказала еще троих сотрудниц, попытавшихся связать руки и увести ее в другой кабинет. Валентина не видела, кто стоит перед нею.

Ее муж много раз приезжал в зону. Все просил про­щения у жены. Она решила вернуться домой, к де­тям...

Наталья экспедитора избила за то, что он целый рулон бархата спер со склада, чтобы сшить из него чехлы на сиденья своей машины. Не рассчитала и вме­сте с зубами вышибла глаз. Оказалось, что второй глаз у него еще с юности ничего не видел. Экспедитор на­всегда остался слепым, а кладовщица получила срок. Двое детей остались с бабкой жить на крохотную пен­сию. Муж Натальи тут же подыскал другую женщину. За все пять лет ни разу не навестил и не помог детво­ре. Правда, он подавал заявление на раздел кварти­ры, но мать Натальи, совершенно неграмотная, при­несла в суд все документы. И только тогда выясни­лось, что в квартире зять никогда не был прописан. Бабка получила эту квартиру от обувной фабрики, где полвека отработала уборщицей.

Наталья все заработанные деньги в зоне отдавала ма­тери на личном свидании, не оставляя себе ни копейки.

За время заключения женщина резко изменилась, похудела, постарела, стала замкнутой, суровой, но мно­гому научилась, стала лучшей швеей. Администрация зоны еще до освобождения договорилась о трудоуст­ройстве женщины на швейный комбинат, где гаранти­ровали сохранить высокий разряд, присвоенный в зоне.

За прошедшие годы многое изменилось в семье Натальи. Сын ушел служить в армию, а дочь закончи­ла медицинский колледж и уже работала акушеркой в родильном доме.

Но... не обошлось без горечи. Старую мать Ната­льи незадолго до освобождения дочери парализова­ло, и теперь она лежала дома без движения. За нею ухаживали внуки, а теперь и Наталья подключится. Она уже все продумала и решила вызвать деревенскую род­ственницу, одинокую женщину. У той отродясь не было никакой семьи. Та лишь мечтала пожить в городе. Она спокойно присмотрит за матерью и по дому поможет.

Егор, подписав документы Наташи. Взял следую­щую папку и громко рассмеялся.

Тонька Новикова — известная всей зоне путанка. Она даже по цеху не могла пройти спокойно. На каж­дом шагу подергивала, крутила задницей как цирко­вая лошадь. Дергать она умела всем, что имелось, например, большими как дыни сиськами. Они тряс­лись так, что, казалось, вот-вот оторвутся и уж если угораздят кому-нибудь, то на ногах не устоит даже самая громоздкая бугриха. Крутила она и животом, да так, что пупок сворачивался в хулиганскую фигу. Куда там восточным бабам с их танцами живота! Вот когда Тонька вертела своим пузом, не только охран­ницы уссывались от смеха, сторожевые псы отходи­ли на расстояние и уважительно подвывали, завидуя бабе. Она крутила головой и шеей. Умела стоять на голове, не держась при том руками за пол, и дергала ногами по-лягушачьи. Что только не вытворяла Нови­кова в своем бараке? Она была общей любимицей женщин и никогда не унывала. Даже на суде пообе­щала председательствующему рассчитаться с ним по выходу из зоны натурой. Бедный старик, не слышав­ший такого лет тридцать, сел мимо стула. Хорошо, что рядом были двое заседателей, которые помогли старикашке встать. Когда он глянул на Тоньку еще раз, он пожалел, что приговорил девку к трем годам лишения свободы с отбыванием в колонии общего режима.

—  

Стоило б ограничиться условным наказанием. Такая баба! Наливное яблочко! За что ее не прихвати, соком брызнет,— затопотал человек. Аж лысина покрас­нела. Что делать? Судьи — тоже люди, и под их мун­дирами кроется, бывает, сердце мужика.

Тонька была осуждена не только за проституцию. Этим она занималась с ранних лет. Ни работать, ни учиться она не хотела. И едва ей исполнилось двенад­цать, ушла на панель. Яркую свежую девчонку тут же приметили любители клубнички и нетерпеливо пощу­пывали тугие груди, круглую задницу.

Тонька уже была наслышана о панели от своих одноклассниц и не хотела продешевить.

— 

А сколько подаришь мне? — спросила особо на­зойливого пожилого кавказца.

—  

Все отдам! Ничего не пожалею! — загорелись глаза мужика.

—  

Ты не грей мозги! Конкретно скажи!

—  

Сто долларов!

—  

Иди с ними к старухам, козел! — оттолкнула и отвернулась от него.

— 

Двести! — услышала совсем рядом.— Пошли со мной,— уверенно взял ее за руку русоволосый парень, подвел к «Мерседесу», усадил Тоньку и повез за город на дачу.

Ночь прошла как одно мгновение. Человек отдал Тоньке пятьсот долларов и вскоре исчез на своем «Мерседесе». Смешался с другими машинами его ав­томобиль, и он даже не оглянулся на девчонку, для которой стал первым, незабываемым. Он больше не подходил к ней. Не брал за руку, даже не здоровался, проезжая изредка мимо. А Тонька не без боли и обиды согласилась со своей участью утехи на час.

Она теперь редко появлялась там, где жила рань­ше, в сырой и темной комнате барака, где ютилась городская нищета, которая плодила детвору по пьян­ке. Зачастую бабы не знали, от кого рожали, да и родив, мигом забывали, кто это пищит под боком, и стоит ли вмешаться. Нередко бабы, заслышав настырный дет­ский крик из-под стола или кровати, спрашивали друг друга:

—  

Чье это просочилось к нам?

Вытащив за ногу орущего обоссанного малыша, не понимали, чего он кричит.

—  

Экий горластый! Едва вывалился, а уже водку требует! Почуял пострел, шпана беспортошная! Уже свой «положняк» рвешь? На жри! — поила малыша из стакана самая догадливая и