Утро без рассвета. Сахалин

—

Сразу, как обнаружил потерю.

—

А точнее.

—

Зимой.

—

Конкретней.

—

Не помню.

—

Когда обратились в милицию с заявлением?

—

Сразу.

—

Месяц? Дата?

—

Не помню.

—

Что ж, установим, — Яровой тут же заказал по телефону паспортный стол Ногликского отделения милиции. Заметил, что прораб заметно забеспокоился. Ерзал на стуле. Шли минуты. Допрос продолжался. — Сколько времени прошло со дня подачи заявления в милицию до дня получения паспорта?

—

Сейчас узнаете.

—

Ладно. Узнаю. Ответьте, вы искали пропавший паспорт? Спрашивали о нем лесорубов?

—

Это все равно, что иголку в снегу искать. Бесполезно. А если кто, нашел, разве сознается.

—

Вы ставили в известность руководство?

—

Это же не партбилет. К чему отчитываться? Кому хочется сознаваться в таком?

—

А когда ездили в Ноглики за паспортом, что говорили?

—

Взял пару отгулов. Их у меня хватает. Переработок много.

—

Значит, обнаружив исчезновение паспорта, вы на следующий день обратились в милицию? — переспросил следователь.

—

Да! — крикнул прораб, теряя контроль над собой.

В это время зазвонил телефон. Яровой поднял трубку.

—

Паспортный стол? Говорит следователь Яровой. Я хочу узнать, когда, какого числа и в каком месяце обратился к вам с заявлением о потере паспорта и выдаче нового прораб Адо- Тымовского леспромхоза?..

—

Тридцатого марта?! Какого числа потерял? Двадцать девятого!..

Прораб вытирал платком вспотевший лоб.

—

Так что ж? О чем мы теперь будем говорить? Значит, двенадцатого марта паспорт был у вас на руках? Ваш паспорт? Старый? Тот, который вы потеряли после поездки на материк?

—

Я не ездил!

—

Как же не ездил? Если ваш паспорт был у вас на руках, кто же мог им воспользоваться, кроме вас? Если вы сами, но тогда откуда рабочие дни в табеле, премия, проверка делян? Надо выяснить.

—

Я не ездил.

—

А кому вы давали паспорт?

—

Я не сразу заявил о потере.

—

А когда вы потеряли паспорт?

—

Зимой.

—

Точнее? — потребовал следователь.

—

В феврале.

—

Почему не сказали сразу?

—

Забыл. Теперь вспомнил.

—

Вы утверждаете, что в феврале? А какого числа?

—

В конце февраля.

—

Еще точнее?

—

Числа двадцатого.

—

Подпишите протокол показаний.

Прораб вытер вспотевшие ладони. Подписал.

—

А теперь вспомним, что двадцать восьмого февраля погранзастава проверяла документы всех жителей, Адо-Тымово. И имею в виду— свободных. В их списках значился номер и серия вашего старого паспорта. И отметки об утрате и потере там не стояло. Не мне вам говорить, как реагируют пограничники на потерю документов. Что вы мне на это скажете? — спросил Яровой.

—

Значит, в начале марта потерял, — упал голос прораба.

—

Какого числа?

—

Третьего или четвертого.

—

Подпишите показания.

Руки прораба дрожали.

—

Теперь вот сюда посмотрите. Шестого марта вы получили подписное издание. На почте. И извещение заполняли сами. Вот, по паспорту. Выдано вам два тома Жюля Верна.

Прораб закурил.

—

Не понимаю, что вам дался мой паспорт? Это я из-за него напереживался.

—

Не сомневаюсь. Но если бы меня это не интересовало, мы не сидели бы здесь с вами.

—

Мне эта потеря…

—

Потеря? Вы настаиваете?

—

Да! Настаиваю!

—

Тогда продолжим. Так как же, находясь на участке, вы побывали на материке?

—

Ну, дал я ему паспорт! Свой! Дал! Другого выхода не было! Любой бы на моем месте дал! Четыре года! Ну что из того, что поселенец? Ведь человек! Захотел к бабе! Навестить! Деньги есть! Сам заработал! Не украл. Переработок — тьма! Выработка громадная! Леспромхоз на таких держится, как он! Не думал я, что на материк поедет. Думал, что здесь! На Сахалине! Какая-нибудь есть! Эх, Сенька! Сбрехал, сволочь!

—

А зачем ему на Сахалине паспорт? Если ехать никуда не собирался? Паспорт нужен для выезда! Вы не первый день на свете живете и прекрасно знаете, что, если бы его уличили, нашли в это время в другом поселке или городе Сахалина, то вернули бы к вам. Вот и все. Погранзастава — не милиция и тем более не прокуратура. Вы решали бы, отдавать ли Сеньку под суд или нет. А раз отпустили, да еще с паспортом, какой уж суд. Так что о том, что он собирался выехать на материк, вы знали не хуже, чем я. И не только могли предположить, но и были в этом уверены.

—

Он мне об этом не говорил. А потом, ну, что тут такого? Ну, съездил и вернулся! Никуда не делся. У женщины побывал. Но ведь и он человек! Столько лет работает! Без отпусков и выходных! За двоих один вкалывает! Да он, если хотите знать, давно по зачетам должен быть на свободе! Еще два года назад! Это мы его держим! Вам же на благо! Он по выработкам, показателям, давно бы свой паспорт иметь должен и жить, где ему захочется. Да нам люди нужны! Вот и держим, не указывая переработок. Вам и нам на руку! Нам выработка, вам — меньше забот. Он у нас под присмотром. Под надзором. Условия — сами видели. Не до преступлений. А выйди? Что будет? Никто не знает. Так мы вам только доброе делаем, — горячился прораб.

—

Вот видите, сами говорите— выйдет— не известно, что будет! А паспорт дали свой! Как же доверили?

—

Так, а что делать? Посочувствовал.

—

А почему же из сочувствия его настоящую выработку не указываете? Чтоб законные, заработанные зачеты шли бригадиру?