Утро без рассвета. Сахалин

обязаны. Даром вы ничего не, делаете. Тот, кому вы обязаны, такой же! Кому вы могли быть обязаны? Тому, от кого зависело ваше материальное положение и в какой-то степени ваш авторитет. Ну, поскольку вы — руководитель сплава и работаете с плотогонами, а они почти все поселенцы, то он — тот человек, один из них. Кто же именно? Они от вас в прямой зависимости. Но и вы от них зависимы не менее. Плотогоны подчиняются вам, как руководителю. Но абстрактно. Есть у них бригадир. И… Тот, кто держит в руках всех. И плотогонов, и бригадира, и прорабов, и больше всего — вас самого. Он — голова, ум и руки плотогонов. Он умеет работать. Несомненно. Но умеет и шантажировать, вымогать. Ловить на ошибках. И, зная вашу слабость к деньгам, крепко держал вас на этом крючке.

—

Что вы хотите этим сказать?

—

А то, что вы находитесь в зависимости от него.

—

Я никому ни копейки не должен.

—

Моральный должник. Да и материальный. Вы это знаете не хуже меня. Вот полученные мною сегодня утром результаты ревизии. В них — все. Выявились и приписки, и недовоз леса порту. И пересортица хлыстов. И даже дом, отстроенный вами в Астрахани. Куда вы отправили немалое количество леса. Правда, дом вы продали в прошлом году, когда ездили в отпуск на материк. Круглую сумму выручили. Соответственно выросла сумма на вкладе. А отгрузить этот лес, да и отбирать его для вашего дома помогал вам человек, которому вы покупали билет и отдавали свой паспорт. Он был в курсе ваших дел, всей вашей жизни. И вы боялись его. У вас аппетит, а у него — запросы. И он потребовал компенсации за свое молчание. Лес, отправленный на дом, вы провели нестроевым. Дровами. Но зачем же дрова — на материк отправлять? Ревизия и проследила путь этих кубометров и загадочного вагона. Хороший дом отстроили. Ничего не скажешь. На катер для плотогонов не нашлось. А на дом… Хотя какое вам дело до катера. В нем вам не жить. Приписки давали премии. А из них — половина ложилась к вам на стол. Дом затрат требовал. И немалых. А о них знал и тот, кто получил от вас паспорт и билет.

—

Прямо, как в анекдоте! Да неужели вы меня за афериста какого- то принимаете? Чем вы можете доказать ваши слова.

—

Повторяю. Актом ревизии, который я получил сегодня утром. В нем — о доме, о материалах. О прочем же — я сам узнал.

—

Откуда вы взяли официантку? Вы хотите скомпрометировать меня!

—

Не я, вы сами себя скомпрометировали. Я вам говорил, что она неоднократно звонила в гостиницу. Назвалась и оставила номер, по какому просила позвонить. Я с нею беседовал. И, как видите, уточнил ваше времяпрепровождение. О покупке билета — я вам сказал. Так где анекдот?

—

Я никому не давал паспорт.

—

Тогда объясните, зачем летали на материк?

—

Не

ле

тал

.

—

Но ведь билет не сдан. Он использован. И не говорите, что вы его потеряли. С билетом, но без паспорта пассажира не подпустят к самолету. Ни вас, ни любого другого.

—

Никакого билета я не

брал!

—

Вот протокол опознания вашей личности по фотографии дежурившим в это время в комнате милиции сотрудником.

—

Ну и что, он мог спутать

меня.

—

Опознала вас и кассир, продавшая билет. Тем более, что вы, кажется, приглашали ее на этот вечер в ресторан. Но потом не пришли по забывчивости. А она помнила. Потому спутать вас с кем-то другим — не могла.

—

Женщин я люблю, что скрывать. Они — моя слабость. Но кто из мужчин не терял из-за них голову? Все мы — немного их жертвы.

—

Да, но по вашему билету вылетал мужчина. И голову вы потеряли на этот раз не из-за женщины. Не они тому виною.

—

Ох, и въедливый вы человек, право. Какой-то дом! Да, у меня на материке отцовский дом действительно был. Продал я его. Как единственный наследник. Поскольку жить в Астрахани не собирался.

—

Да, дом действительно был. Вы его продали десять лет назад. А новый — в прошлом году. И, если б не он, не пришлось бы паспортом откупаться. Насел Беник. Шантажировать стал.

—

От него никакими уговорами не отделаешься. Но паспорта я ему не отдавал.

—

А чем откупились? — не отставал Яро

во

й.

—

Не откупился. Пригрозил. Он и отстал.

—

А

с чем

прис

т

авал?

—

Да со всякой

чепухой.

—

Какою

именно?

—

Просил, чтоб я его на несколько дней…

забыл.

—

Как — это?

—

Ну забыл, вроде его у меня и не

было.

—

Зачем?

—

Бабу завел.

—

Где?

—

Их у него, как у кота в марте. Не счесть. Кобель редкий. Какую не лапал? Всех! И откуда столько прыти! Не молодой уже, а на всех его хватает.

—

А ради какой забыть просил?

—

Мало ль у него красоток? Если их всех, его краль, в ряд поставить, он по ним в Москву мог спокойно дойти. С самого Сахалина. Что ни ночь, то новую бабу по камышам тискает. Всех, девок в селе перепортил. Не мужик — черт. Откуда столько силы, берется? За ночь по три-четыре штуки имеет. Прямо зависть берет, — наглел Свиридов, выйдя на менее опасную, как ему казалось, тему.

—

Ну, а почему «забыть», да еще на несколько дней? — напомнил Яровой.

—

А черт его знает.

—

Ладно, Свиридов, давайте по порядку. Когда он вам сказал, чтоб вы его забыли на несколько дней?

—

Зимою.

—

А конкретнее?

—

В феврале.

—

Причину как объяснил?

—

Так понятно и без слов. У него, у шельмы, одно на уме — баб потискать. Говорят, что у некоторых баб бывает половое бешенство, так вот у Беньки оно — на сто раз помноженное.

—

Ну, а почему на несколько дней?

—

Видать, какая-то несговорчивая попалась. Он и решил обломать.

—

Ладно, хватит сальничать, — поморщился Яровой и спросил: — Что вы ему на это ответили?

—

Пригрозил.