платье ведь вполне можно расценить именно так? Конечно.
Примерочная пытка вымотала меня так, что, вернувшись в номер, я просто без сил рухнула на кровать. Макс прикорнул рядом. Я решила его пока не отпускать, иначе кто затянет на мне корсет? Зря, что ли, французские тетеньки учили его премудростям этого дела?
Мы вырубились на раз! Однако уже через пару минут, именно так мне показалось, несносный опер толкнул меня в бок.
– Дашка, вставай! Пора на бал собираться. Душ. Мазь на грудь. Белье. Новые колготки.
Дезик. Фен. Макияж. Парфюм.
– Давай, – с болью в сердце произнесла я, влезая в ненавистный корсет.
Макс оказался еще той сволочью! Шнуровка madame вспоминалась мне теперь просто как полное nue! Теперь же, затянутая в пыточное приспособление опытной и тренированной рукой представителя российских спецслужб, я не только не могла дышать, но и жить тоже.
– Расслабь немножко, – жалобно попросила я.
– Не могу, Даш. Ты должна быть самой красивой. Такой, чтобы при взгляде на тебя, у мужиков дыхание останавливалось.
– От страха, что я сломаюсь?
– От восторга, дурочка! Все, Дашка, – чмокнул он меня в щеку. – Удачи!
– А ты? – мне почему-то стало его жалко. Все-таки сословные привилегии еще не стали мне привычны, да и воспитание, чего греха таить подводило. – Жалко, что тебя там не будет, – вполне искренне посетовала я.
– Ну, Дашунь, каждому свое, – улыбнулся он, растворяясь в дверях.
– Бутоньерку забыли! – ахнула я, грациозно усаживаясь на заднее сиденье Rolls-Royce. Спина моя совершенно не гнулась, поэтому усаживание в автомобиль вышло абсолютно аристократическим – медленным и грациозным.
Тимур не сводил с меня восхищенных глаз. Я даже начала опасаться: доедем ли, поскольку его голова все время была вывернута в мою сторону.
– Купим, Даш, все купим! Честно говоря, мы, русские, весь этот Бал Роз купить можем. Вопрос – зачем? На таких праздниках лучше гостями быть, чем хозяевами, хлопот ведь не оберешься!
– За дорогой смотри, – предупредила я, видя, что мы уже въезжаем в скопище расфуфыренных лимузинов.
По правде сказать, столько дорогих машин в одном месте я не видела ни разу. Наш Rolls-Royce, конечно, был не хуже, но по сравнению с длиннозадыми сверкающими крокодилами он мне показался… несколько куцым, что ли… – Ну что, покажем фокус? – потер руки мой сопровождающий. – Смотри!
Он нажал свою заветную кнопку и раздался звук. Тот самый. Из жемчужного лимузина как раз выплывали две дамы, которых ожидали седовласые кавалеры в безупречных костюмах. Одна из дам, в бежевом, испуганно охнула и машинально, как я поняла, зажала руками нос. Вторая, в розовом, с диадемой на седой голове, плюхнулась обратно в жемчужное чрево. Кавалеры повели себя еще более странно: ближний вдруг как-то подскочил и прижал руки к собственному заду, второй вымученно улыбался, осторожно озираясь вокруг.
– Вот так вам, аристократам! – мстительно хмыкнул Тимур. – Думайте теперь, кто из вас таким неучтивым оказался. Бомонд хренов! Эх, жалко, парфюм установить не успел!
– Прекрати! – строго сказала я, вспомнив свою утреннюю реакцию. – Дурацкое развлечение!
– Думаешь? – кедропромышленник с сомнением уставился на меня. – Зато оригинальное. Может, еще кому бал испортим? Хоть сами поржем. Там же скучища – ужас! – И он нажал на кнопку еще раз.
В этот момент дамы из лимузина предприняли вторую попытку выбраться. Звук Rolls-Royce поверг их в ступор. Вся четверка застыла, будто пораженная громом, на щеках «бежевой» расцвели пунцовые пятна.
– Дашка, как будет по-английски «вонять»? – быстро спросил Тимур.
– To stink, – машинально ответила я. – А зачем тебе?
Тимур буквально выпрыгнул из машины, открыл мою дверцу и вдруг, демонстративно зажав нос, громко произнес:
– Than so stinks?
Лимузиновые пассажиры, вытянувшись по стойке смирно, робко, даже заискивающе, улыбаясь, проводили глазами нашу пару, важно прошествовавшую мимо. Тимур по-прежнему прикрывал нос белоснежным платком. А я… Черт меня дернул, что ли?
– Pue! – обнаружила я свой безупречный французский.
– Что ты сказала? – спросил совершенно счастливый соотечественник, когда мы миновали скульптурную композицию «Четверка грешников, пораженных громом небесным».
– То же, что и ты, – сквозь зубы ответила я, отчаянно ругая себя за то, что поддалась на такую гнусную провокацию и изменила аристократической толерант ности.
Однако в душе моей, параллельно со стыдом за неблаговидный поступок, усиленно расцветало злорадство. Плебейское поведение все же коверкает не только язык, но и душу. Вот вам наглядный пример.
– Что там с бутоньеркой? – вспомнил Тимур, когда мы проходили мимо ряда цветочников с роскошными корзинами. – Под платье возьмем или в контраст?
Я онемела. Человек, которому доставляют радость мерзкие грязные шуточки, знает, что такое бутоньерка? Ну и ну… А Тимур уже копался в корзинах. Впрочем, недолго. Буквально через пару секунд в моих руках оказался премиленький букетик, перевязанный серебряной ленточкой, состоящий из трех маленьких розочек белого цвета с явным зеленым отливом – точь-в-точь мой наряд.
В Salle des Etoiles в Sporting d’Ete complex, куда мы вошли, пройдя ровный строй встречающих, меня больше всего поразили цветы. Розы. Они были везде! Их аромат заглушал все иные запахи, которые источал восьмисотголовый beau monde.
– Сегодня тут двадцать пять тысяч роз! – услышала я чей-то восхищенный шепот.
На стенах громадного, в полтора квадратных километра, как просветил меня Тимур зала, висело что-то яркое, непонятных форм. То ли авангардная живопись, то ли предметы быта и одежда. Впрочем, ответ на свой вопрос я так и не разглядела, так как обзор все время перекрывали чужие спины, веера и высокие прически. Оркестр, которого видно не было, беспрестанно наигрывал цыганские мотивы, извращенно интерпретируя их то в стиле фламенко, то разливаясь джазовыми импровизациями. Нет-нет да и проскальзывали и родные российские нотки: то «Очи черные», то «Цыганочка».
– В прошлом году тут все было в бразильском духе, – пояснил Тимур, – а сегодня, гляди, сплошная цыганщина! Молодцы, уважают.
– Кого?
– Нас, русских. Кто в мире больше всех денег на цыган спустил? Мы. В школе классику изучала? Должна помнить. Так что, можно считать, что Каролина перед Россией прогнуться хочет.
Меж гостями сексуально виляли бедрами и трясли монистами танцовщицы-цыганки, ходили с гитарами кудрявые огнеглазые цыгане в красных рубахах. Единственным, чем отличалось все это от нашей площади Трех вокзалов, было то, что никто не просил позолотить ручку и не предлагал погадать.
В программке, врученной мне спутником, значились приглашенные гости, призванные, видимо, развлекать нынешнюю публику. Из всех, в ней поименованных, мне было знакомо только одно имя – Gipsys, насколько помнила, это был один из основателей Gipsy Kings. Зато режиссером шоу значился Тони Гатлиф, победитель одного из Каннских кинофестивалей.
– Прогуляемся? – предложил Тимур. – Пожрать еще успеем.
– Не буду! – испуганно отозвалась я.
Мне, только-только научившейся мелко и медленно дышать, даже подумать страшно было о том, что придется садиться за стол, да еще и что-то впихивать в себя. Вы бы хотели позора на княжеском балу? Теперь-то я хорошо понимаю, почему среди аристократов принято откусывать крошечные кусочки и очень долго их пережевывать…
Едва переставляя ноги, изящно лавируя меж гостями, мы пошли по залу. Тимур то и дело приостанавливался, раскланивался, что-то говорил мне на ухо о встреченных гостях. Что именно – я почти
