сторону открытого помещения заняли индуисты и местные религии. Англичане поставили свою церковь на главной улице Дарджилинга, и сегодня это кинотеатр. Никто не получил вообще никакой пользы.
Кармапа оставался в Бутане долго. После смерти короля многое нужно было сделать, и он воспользовался своим пребыванием там для поиска новых воплощений и проведения посвящений во многих местах. Мы закончили дарение мандалы, а Калу Ринпоче и его племянник Гьялцен тоже выехали в Бутан; перед отъездом они порадовали нас тем, что использовали наш рис от дарения мандал на больших церемониях в своём храме. Незадолго до их отъезда мы стали свидетелями одного из тех трюков, которые учителя порой проделывают с людьми для их же пользы. Несколько шерпов - любителей спиртного регулярно приходили в монастырь, но их участие ограничивалось жалобами. На этот раз они пришли пожаловаться на погоду: дожди задерживаются больше, чем на месяц, и урожай может пострадать. Калу Ринпоче хорошо их знал. Они были по совместительству коммунистами по выходным; пьяные и крикливые, они ходили с демонстрациями по городу. Увидев Калу Ринпоче на улице, они покидали процессию, подбегали для быстрого благословения, а затем возвращались в колонну и продолжали кричать на весь город. Бхокар Тулку, крайне чувствительный ринпоче из северных тибетских кочевых племён, воспитанник Калу Ринпоче, который провёл много времени в уединённой медитации, всегда бледнел, когда дикие шерпы приглашали его к себе провести пуджу. Но Калу Ринпоче не делал ничего, чтобы защитить его. С кривой улыбкой, он посылал его снова и снова на эти пьяные празднества.
В окрестностях Дарджилинга, на расстоянии лишь нескольких долин от своей родины, шерпы стали жертвой дешёвых политических лозунгов; те уравновешенные люди, каких мы встречали в Непале, здесь почему-то казались угрюмыми и неприкаянными. Без поддержки со стороны их буддистской культуры отношения между религией и алкоголем нарушились, и шерпы сильно съехали в сторону простейшего из этих двух явлений. И вот они пришли просить Калу Ринпоче о дожде. С необыкновенно ангельским видом, он сказал: 'Вы получите то, что хотите'. Так часто бывало, когда он решал преподнести кому-нибудь урок, и мы ждали внимательно, что будет дальше. Это было что-то! В несколько часов чёрные облака окутали возвышенность, и вода полилась как из ведра. Всё было затоплено, и во многих местах смыло края полей, устроенных в виде террас. Людям пришлось работать под проливным дождём, чтобы исправлять повреждения, в то время как мы пытались представить себе, каково бывает с похмелья, когда вокруг столько воды. Кармапа всегда 'возвышал' людей. Он вызывал во всех ощущение собственного величия, которое длилось до тех пор, пока глупые привычки и прошлая карма не стаскивали людей вниз с этого пьедестала. Тогда он снова подбадривал их, и этот процесс продолжался до тех пор, пока и подъёмы, и падения не становились увлекательными проявлениями потенциала ума. Как только мы забывали о своих личных делах и фокусировались на том, чтобы неуклонно вести других к просветлению, мы автоматически становились его коллегами, а не учениками.
Калу Ринпоче, с другой стороны, гораздо больше задействовал личностные моменты. Он во что бы то ни стало старался задеть человека, когда видел, что тот слишком зазнаётся. Он тогда провоцировал ситуации, которые очень ясно показывали людям, насколько продвинулась их работа с умом. Когда, например, его группа ударялась в 'хорошую', буржуазную буддийскую мораль, - кошмар для нас с Ханной, но это легко случалось с не столь отважными учениками Ринпоче, - он был тут как тут. То же самое касалось жёстких идей о вещах, которых люди ещё не знали по собственному опыту. Почти не меняя своей интонации, Ринпоче тогда быстро переключался с ортодоксальных поучений на рассказы о 'святых чудаках' вроде Другпы Кюнле.
Другпа Кюнле был бутанским йогином, приверженцем Кар-мапы. Он обладал пробуждённым сочувствием к прекрасному полу и способствовал развитию тысяч женщин в ситуациях близкого общения. Фрагменты его биографии изданы теперь на английском языке, и, хотя его стиль обучения требует большей силы и 'присутствия', чем на то способно большинство, Другпа Кюнле является признанным примером просветлённой активности. Любое его действие вело людей к Освобождению или вытряхивало их из «ящичков» обусловленных идей и суждений. Каждому, в чём бы ни состояла его практика, - будь то уход от трудностей, мотивация или чистое видение, - полезно было бы задуматься о словах Другпы Кюнле, громко сказанных Будде в Джокханге, главном храме Лхасы: 'Вот ты, просветлённый, потому что думал о других, и вот я, который думал только о себе'. Калу Ринпоче также знал, как достать нас с Ханной. Мы, особенно я, всегда на коне, и события, которые нам не по душе, мы можем находить, по крайней мере, интересными. Всегда есть достаточно пространства вокруг сложных ситуаций и склонность обратить их в шутку. Ханна настолько гармонична, что обычно её ранят лишь страдания других, в то время как мой ум находит потрясающим вообще всё, что воспринимает. Только в одном месте мы были уязвимы - в том, что касалось нашей любви и привязанности друг к другу. Так повелось в наших семьях: наши родители и родители родителей были очень близки. Это были двухголовые существа, слаженные пары, в которых мужчина становится силой и радостью женщины, а женщина - его интуитивной мудростью и открытостью. Мы чувствовали полное единство, и любое разделение было для нас неприятным. Калу Ринпоче, конечно, это знал. И вот, когда мы, счастливые, пришли к нему в апреле и попросили благословения, потому что вспомнили, что это третья годовщина нашей женитьбы, он с улыбкой сказал: 'Как мило. Теперь на следующие три года вы можете стать монахом и монахиней. Это будет хорошо для вас'. Если его целью было разозлить нас, то ему это удалось. В течение следующих нескольких часов нам пришлось сознательно держать свои умы как бы в замороженном состоянии, чтобы не допустить мыслей, от которых нам впоследствии нужно было бы очищаться. Для четвёртой и заключительной части основополагающих упражнений, Гуру-Йоги, мы нуждались в дальнейших поучениях. В начале там идёт длинное вступление, в котором мы открываемся линии преемственности. За этим следуют высокие поучения об уме, несколько пожеланий о просветлении и, наконец, повторение, посредством которого призывается благословение всех Будд. Поскольку Калу Ринпоче находился в Бутане, мы должны были ждать его возвращения, чтобы начать, так как не стали бы принимать поучения ни от кого другого. Однако всё, как обычно, совпало наилучшим образом, и время не было потеряно впустую. В эти дни в Сонаду приехало несколько человек, с которыми у нас сохранились впоследствии контакты. Ким Вунш, Ник и Эва, Оле и Ханне, Хара, Клаус и Рикке были теми, чья карма созрела к тому моменту, - они приехали, чтобы получить благословение Карманы. И замечательно было то, что Калу Ринпоче уже попросил нас передавать его поучения другим. Мы получали дополнительное наслаждение от местных достопримечательностей, на осмотр которых у нас никогда раньше не находилось времени, а когда Ринпоче и Гьялцен вернулись, вся Сонада встречала их на миниатюрной железной дороге. Мы с Ханной тогда поняли, как мы успели полюбить этого старого воина. После благословения я ещё очень долго ощущал у себя на голове его руки.
В Криз-хаусе мы, уроженцы Запада, слишком долго жили как непальцы. Нас было попросту слишком много, а комнат слишком мало, что способствовало избытку бессмысленной болтовни. Мы испытали облегчение от того, что могли теперь продолжить свою практику. После посвящения в Любящие Глаза Калу Ринпоче впервые попросил меня объяснить внутреннюю медитацию, и теперь нашим друзьям тоже было чем заняться. Такое поручение Ринпоче было для меня честью. Чтобы учить Алмазному Пути, нужно наверняка знать все нюансы и одновременно быть приемлемым примером для других. Если люди потеряют доверие из-за вашего странного поведения, то даже самые лучшие методы станут бесполезными.
Мы с Ханной получили инструкции по последней части основополагающих упражнений и могли, наконец, начать. Во время перерыва наша мотивация, пожалуй, ещё больше укрепилась. В окружении старых друзей, из-за нашей новообретённой чувствительности, мы ощущали внутренний протест против всплывающих из прошлого привычек, мыслей и оборотов речи. Нам стало очевидно, что нужна дополнительная дистанция, чтобы снова не попадаться в эти ловушки, и мы не сомневались в необходимости этого. Мы с содроганием замечали, что корнями ошибок в большой степени являются как раз те чувства, которые Калу Ринпоче описывал нам как яды ума: привязанность, злость, жадность и гордость. Тем счастливее мы почувствовали себя после этого прозрения, зная, что можем теперь опять заняться
