Квасс присел возле бандита на корточки и принялся гладить его лицо, редкие волосы и наконец запричитал:
— Как тебя обижают, приятель! Ты все так гениально придумал. И только бездарностью твоих коллег можно объяснить, что вместо величайшего прохвоста всех времен, самого аморального, испорченного и опустившегося вора, какого знало человечество, вы поймали меня! Ведь это ты открыл тайну ранца и разоблачил Венчислава Неприметного, этого мерзкого тунеядца, затесавшегося в трудолюбивую семью добропорядочных воров.
Хризостом Хилый, зажмурившись, с умилением слушал эти похвалы и соболезнования, а когда Квасе умолк, судорожно схватил его руку и прижал к своему лицу:
— Ох, говори, говори еще, кузнечик мой!
Квасс беспомощно посмотрел на Теодора.
— Ради бога, — шепнул Теодор, — скажите ему что-нибудь, мы теряем последнюю надежду.
— О, незаслуженно обойденный, бесценный мастер, недооцененный жалкими бездарными ворами, о гений шести талантов! — Сыщик Квасс горестно поглаживал бандита по прыщавой физиономии, а Хилый жался к нему, как дитя к матери. — Разве они оценили твои заслуги? Ведь это ты решил поместить Марека Пегуса в конце четвертого коридора, — сыщик Квасс многозначительно подмигнул, — не отпускать, а держать…
Хризостом Хилый улыбался, не открывая глаз.
— А держать… — Квасс в отчаянии смотрел на Теодора, он не знал, что говорить дальше, и только повторял:
—
— Чтобы он делал уроки за ваших детей, — закончил Теодор.
Ипполлит Квасс удивленно посмотрел на него.
— Да, это была идея! — оживился Хризостом Хилый. — Кто еще мог бы до этого додуматься. Скажи, кузнечик мой, разве могла кому-нибудь прийти в голову такая мысль?
— Нет, приятель. Для этого надо быть детищем шести талантов.
— У нас всегда были хлопоты с нашим потомством. Воспитать детей, дать им образование не так-то просто, особенно для людей нашей специальности. Наше трудное ремесло требует ежедневной учебы и практических занятий с самых юных лет. Однако мы вынуждены посылать детей в обычные школы, так как иначе на нас обратили бы внимание, а это, как ты сам понимаешь, кузнечик мой, пагубно отражается на духовном росте наших детей. Мы ведь с самого рождения приучаем их вести себя скромно и тихо. А так как наша специальность требует, чтобы к ней готовились чуть ли не с младенчества, у детей наших остается очень мало времени на приготовление школьных заданий. Вот мы и решили использовать для этого Марека Пегуса. Каждый день с шести утра до шести вечера с получасовым перерывом на обед он готовит за наших детей уроки: решает задачи по арифметике, пишет сочинения на заданную тему, ведет за наших детей тетради по географии, истории, биологии, физике и химии. Просто душа радуется, когда смотришь, как этот мальчик трудится на благо наших переутомленных малюток.
— Ты хочешь сказать, — воскликнул сыщик Квасс вне себя от возмущения, — что вы заставляете бедного мальчика по двенадцать часов в день готовить уроки за наших балбесов?
— Да, — радостно воскликнул Хризостом Хилый, — по моя самая гениальная идея! Исключительно ценная идея, кузнечик мой! А какая экономия времени и сил! Ты только подумай, кузнечик мой, всю работу проделывает один-единственный мальчик — Марек Пегус, который сидит в клетке в конце пятого коридора…
При этих словах из уст сыщика Квасса, Теодора и остальных ребят вырвался вздох облегчения. Все вскочили на ноги.
Квасс бросил гладить Хризостома Хилого, Теодор схватил рюкзак, Нудис и Пикколо пустились бегом по коридору.
— А ключи… вы забыли ключи! — крикнул никогда не терявший самообладания Кусибаба и, прихватив ключи, бросился ними.
— Остановитесь! — скомандовал Теодор. — Вы что, с ума сошли? Хотите попасть прямо в лапы бандитам? Кусибаба, дай ключи! Прежде всего необходимо запереть этого мерзавца.
Брошенный всеми, Хризостом Хилый ничего не понимал. Он хлопал глазами и жалобно скулил.
— Что случилось? Почему меня никто не жалеет? Почему меня никто не жалеет?
Теодор подал сыщику знак. Они подошли к Хризостому Хилому. Теодор нагнулся за веревкой. Бандит понял, что с ним хотят что-то сделать, и попятился.
— Почему меня никто не жалеет? Почему меня ни кто не жалеет? — повторял он и вдруг с жалобным воплем бросился в глубь коридора.
— ЛОВИТЕ ЕГО! — крикнул в испуге Квасс.
Но тут Хризостом Хилый зашатался, ноги у него подкосились, и он рухнул на колени. С минуту он еще раскачивался, стукаясь лбом о землю, как мусульманин на молитве, потом опрокинулся навзничь и замер.
Когда к нему подбежали ребята, он уже спал. Мальчики поспешно связали Хилому ноги и перенесли в камеру, где раньше томился сыщик. Ипполлит Квасс сам запер дверь на ключ.
Глава XIII
— Это просто гениально, — с восхищением сказал сыщик. — Скажи, мой мальчик, как ты отгадал, что эти мерзавцы заставляли Марека готовить за их лоботрясов уроки?
— Я вовсе не отгадал, — улыбнулся Теодор. — Я просто сделал такой вывод.
— Каким образом?
— Мы нашли тетрадь по-польскому языку, и я сразу узнал почерк Марека. А на обложке была обозначена фамилия ученика Ежи Турписа. Я забыл вам сказать, что бандит, по фамилии Турпис, был избит Боцманом в главном коридоре во время ссоры.
— А где он сейчас?
— Спит в сокровищнице.
— Турпис спит в сокровищнице вместе с небритым караульным. Хилый заперт. Боцман лежит связанный в нише, — подсчитывал сыщик, — на нас могут напасть только три бандита: дежурный и два караульных — Косой и Слепой Тадь. Остальные бандиты сейчас наверху.
— На нас никто не нападет, — откликнулся Теодор.
— Почему?
— Мы пройдем по окружной линии.
— По окружной? А что это такое?
— Это внешний коридор. Он соединяет все пять внутренних коридоров, как шина колеса соединяет его спины.
— Откуда ты знаешь о его существовании? — Квасс с удивлением смотрел на Теодора. — Ты там был?
— Нет, мы проходили мимо.
— Проходили? Когда? — спросили ребята.
— А помните первый перекресток внизу? В том месте внутренний коридор пересекался внешним. Смотрите, вот как это выглядит. — Теодор начертил план.
— Ты в этом уверен? — спросил Квасс.
— Совершенно уверен. Я проделал маленький опыт, и он меня убедил.
— Какой?
— Сейчас я его повторю.
Теодор достал из рюкзака свечку и зажег ее.
