оппонент во мне все-таки прав, ты выберешь единственно возможный путь: то, что было для тебя игрой, станет твоим настоящим делом...
«Тридцать-сорок минут... Диверсия на железной дороге... Скорее всего на перегоне, идущем параллельно пуще, иначе им негде укрыться...».
— ...Мы действовали, и я не сомневался, что контрразведка должна нас выслеживать... Когда мне сообщили, что вы скрываетесь в пансионате, я обрадовался... Мы засекли пансионат еще тогда, когда был жив Блотин. Марек знал об этом и все-таки опять поселился там. А встреча с нами не сулила ему ничего хорошего. Кто-то заставил его. Кто, если не чекисты?
«Тридцать-сорок минут... Если бы знать, когда бандиты вышли из убежища на диверсию... Простейший расчет движения со скидкой на погоду, скользкую землю...»
— Нет, Марек не был связан с чекистами. Затравленный, выжатый, как лимон, он ни на что не годился. Ты был активен, энергичен, достаточно спокойно вынес недобровольное зачисление в колонию. Именно ты привел Марека в пансионат вопреки его желанию... Ты прямо или косвенно мог быть причастен к смерти своего спутника, а потом и Никифора... Как видишь, все укладывается в логические рамки. Ты можешь быть ловцом...
— Это чушь, Доктор! Я знаю закон леса: при малейшем подозрении — пуля. Почему я жив?
— Раскрытый шпион не так опасен. Его можно было отвлекать на ложные цели.
— Я плохо воспринимаю такие шутки. Если бы на вашем месте был другой, я бы продырявил ему череп.
— В твоих словах угроза... Ты знаешь мое отношение к смерти. Я не боюсь ее ни для себя, ни для других.
— Поэтому вы подсунули мне вареные патроны?..
Фургон резко затормозил. Доктор забеспокоился.
Лесную дорогу перегородил автомобиль. Рядом умоляюще жестикулировала Каркачева.
— Застрял «пикап». Водитель — женщина.
— Нужно очистить дорогу. Вылезай. Не злись на меня, Андрей. Я — недоверчив...
Доктор спрыгнул первым. Черняк последовал за ним. Нужно было решать, как поступать дальше: добираться до поста захвата и там сообщить о возможной диверсии на железной дороге или же, покончив с игрой в прятки, обезоружить бандитов и спешить к железной дороге, чтобы предупредить диверсию.
— Здравствуйте, молодой человек, — окликнула Каркачева Андрея. — Узнали меня? Гора с горой не сходится, а человек с человеком...
Перкунас вскочил в кабину, Черняк и Голейша приложили плечи к штангам, проступающим под намокшей материей кабины, и на крик «три» начали разом толкать машину. Ожил, зарокотал мотор, из-под колес забили фонтаны воды и грязи. Автомашина нехотя, пробуксовывая в глинистой жиже, выползла из колдобины.
Каркачева, утомленная и усталая, поблагодарила мужчин и, желая сделать приятное хотя бы одному из помощников, сказала во всеуслышание:
— Молодой человек, совсем недавно я встретила в Инстербурге вашего приятеля. Помните? Железная дорога, разъезд, звуки музыки...
— Вы обознались, — Черняк был предельно сух, понимая, что Каркачеву слышали все. — Он недавно умер.
Поистине дурака нужно бояться со всех сторон!
Доктор, сделавший первый шаг к фургону, замер; Перкунас впился взглядом в Каркачеву; Голейша начал криво ухмыляться.
Черняк понимал, что двух решений уже нет.
— Да нет же! Он, именно он! Я еще поразилась, почему штатский в военном госпитале?..
Доктор встрепенулся.
— Тот самый приятель, который погиб от пуль чекистов? Ах, дружки, дружки, как часто они приносят вред!..
Слова Доктора были как сигнал для Голейши. Он по-рысьи отпрянул в сторону, в правой его руке, прижатой локтем к бедру, тускло блеснул пистолет. С удивительной отчетливостью увидел Андрей, как напряглись и побелели пальцы Голейши, сжимавшие рукоятку. В тот же миг на бандита прыгнул Перкунас. Выстрел прозвучал глухо — пуля взбила кучку прошлогодних листьев.
Доктор даже не сделал попытки бежать. Андрей вытащил у него из брючного кармана браунинг и швырнул его в лес. Каркачева ошарашено застыла: у ее ног ворочались Перкунас и Голейша.
Поединок длился секунды. Вскрикнув, Голейша обмяк и, раскинув руки, застыл в придорожной грязи.
— Место диверсии? — Черняк вплотную придвинулся к Доктору.
— Не знаю. Они выберут сами... — сказал тот безучастно.
Черняк прикинул расстояние до железной дороги, как бы развернул перед мысленным взором карту. Успеет ли?
Доктор наблюдал, как Перкунас стягивал руки Голейши ремнем. Веки Доктора мелко дрожали. Андрей приказал ему поднять руки, расстегнул плащ, китель, задрал нательную рубашку. Грудь Доктора охватывал холщовый ячеистый панцирь, плотно набитый чем-то. Андрей дернул за него, оборвал лямки и передал Перкунасу.
— Здесь должны быть фотопленки.
— Кто вы? — очнулась Каркачева. — Почему набрасываетесь друг на друга? Я ничего не понимаю!..
— Не бойтесь, мы не сделаем вам плохого, — успокоил ее Черняк. — Я работаю с Грошевым.
Каркачева недоверчиво переводила взгляд с Черняка на Перкунаса.
— Ну, конечно, конечно... Грошев — милейший человек...
— Давай, Сконецки, — позвал Перкунас.
Доктор в вымученной улыбке скривил губы, заложил руки за спину.
— Я беру ваш «пикап», — Черняк повернулся к Каркачевой. — Вы доберетесь до города с Перкунасом...
Черняк сел за руль, развернул автомобиль на узком клочке лесной дороги, взял у Перкунаса автомат Голейши.
— На железку?
— Да.
— Удачи!.. Я двину на пункт захвата. Может быть, они уже на месте. Тогда мы подстрахуем тебя...
...Черняк выжимал из мотора все, что мог, и машину бросало из стороны в сторону, вело юзом на глинистых участках, подбрасывало на кротовинах. Черняк впился в руль и старался не замечать стволов деревьев, угрожающе мелькавших рядом.
Почти у самой опушки мотор несколько раз чихнул и заглох. Кончился бензин!
Чувствуя покалывание в затекших икрах, оскальзываясь на мокрых листьях подорожника, Черняк бежал к железной дороге. Автомат бил по спине, словно торопил, Наконец ботинки Андрея захрустели по щебенке насыпи, и он, вскарабкавшись на полотно дороги, огляделся, потом бросился ничком, приложил ухо к холодному мокрому рельсу: ровный, спокойный гул. Теперь к Гайнцу...
Под серо-сизыми потоками дождя возник разъезд: аккуратный дом-кубик, навес на шести ногах-пилонах, безлюдный пассажирский перрон.
Черняк сбежал с насыпи и, почти не скрываясь, пробрался к разъезду в невысоком, по пояс, кустарнике.
Может быть, Гайнц на обходе?
Черняк проскользнул в коридор и, стараясь не задеть сваленные у стен путевые сигналы, подкрался к двери в служебную комнату обходчика и ногой распахнул ее.
В лицо ему ударил сквозняк, пропитанный дождевой влагой: оконное стекло было разбито. На полу извивался человек в нижнем белье. Гайнц! Он был связан телефонным шнуром.
Черняк бросился к обходчику, полоснул финкой по проводам. Гайнц, постанывая, сел. Лицо его было в кровоподтеках, белье вымарано грязью. Андрей водой из бачка плеснул Хельмуту в лицо. Осторожно промокнул полотенцем глаза.
