– Вася, ты спишь?
И, не получив ответа, Нюня, босая, осторожно крадется в темноте к своему шоколаду и перепрятывает его на другое место.
– Нюня, ты спишь? Отчего же ты вдруг перестала дышать? Ой, притворяешься…
И Вася ощупью отправляется в такую же экскурсию. Вася хитрее Нюни, и, переложив свой шоколад на новое место, он долго еще путает следы, нарочно возясь и шурша в потемках в разных местах комнаты.
Петр бредил:
– Слышу, по запаху слышу, у вас в кухне опять молоко убежало!.. Самые сливки ушли!..
Расставание с теткой было такое же трогательное, как и встреча. Уехала она ранним утром, в волнении едва выпив на скорую руку один стакан чаю.
Жан, бегая за лошадьми, принес в распоряжение семьи еще целый каравай белого хлеба и еще фунт сливочного масла, хотя от вчерашнего дня оставалось и то и другое.
Жан положил прекрасное начало дня, он как бы задал этому дню с утра правильный тон, и весь этот день обещал быть для семьи Петриченковых столь же хорошим, как и вчерашний. А завтрашний день, без сомнения, будет для них еще более лучшим, чем сегодняшний. Они будут удаляться и удаляться от прежних трудных дней…
И, может быть, первый раз в жизни таким близким, родным и, главное, таким значительным показалось им утреннее чириканье слетевшихся в садик воробьев. Так, так, чирикайте, чирикайте! Хвалите, хвалите жизнь! Приветствуйте, приветствуйте первые лучи восходящего солнца. И нежное благоухание роз и холодноватый запах росы, неразрывно смешанный с травянистым запахом молодой зелени, все принималось сердцем глубоко и по-новому. И все представлялось новым, весь мир, вся жизнь на земле, как бы впервые начинающаяся этим прекрасным июньским бледно-розовым утром.
Хозяева, всей семьей, только что проводили за калитку московских гостей и теперь возвращались обратно в дом. Они проходили садиком, под сплошным шатром темно-зеленых листьев винограда, трепещущие верхушки которого уже были охвачены сверкающим золотом солнца.
Бабушка остановилась среди садика и, настороженно подняв указательный палец, прислушивалась.
– Что-то больно рано летает сегодня аэроплан,– сказала она.– Еще никогда так рано не летали. Должно быть, кого-нибудь высматривают, боятся. Может быть, французы и англичане где-нибудь показались. Вот побегут!
– Это, мама, не аэроплан,– заметила Ольга, тоже проходившая садиком.– Это автомобиль на нашей улице стоит и гудит.
– А я думала, аэроплан. Жаль.
И бабушка с видом неудачи тряхнула головой.
Тут же вертелись, попадая всем под ноги, дети, они были вялые, заспанные, неумытые, казалось туго соображающие с утра.
– Мама,– спросил Вася, протирая кулаками глаза и с интересом раздавливая на земле большим пальцем босой ноги какую-то цветную букашку.– Мама, а сколько они нам денег оставили на примусы и мясорубки?
– О! – неприятно удивилась мать.– А вы уже пронюхали! Это не ваше дело! Да и вы все равно не знаете цену деньгам!
– Ну, а все-таки? Порядочно оставили? Приблизительно сколько?
– Я же говорю, Вася, что это не твое дело!
– Уу! Значит, нельзя спросить?!
– Нельзя!
– Ага! – хвалилась Нюня, поддразнивая брата.– А я видела, сколько они оставили бабушке денег!
– Сколько? – спросил Вася.– Много?
И он пристал уже к ней, шагая туда же, куда и она.
– Вот такую пачку,– показала руками Нюня.– Там их неделю считать надо.
– Ого! Порядочно. А как же ты увидала?
– Слышу, то громко говорят, а то вдруг тихонько заговорили: 'А дети спят? а дети не увидят?' Ну, думаю, значит, что-то интересное будет. Вскочила, подкралась к дверям, не дышу, смотрю – и вижу: тетя Надя раскрыла тот узенький красный чемоданчик и давай отсчитывать бабушке деньги и давай отсчитывать!
– Говоришь, большую пачку оставила она бабушке? – заулыбался Вася.
– Здоровую! – ударила ладонь о ладонь Нюня.– Маленькую бы так не прятали!
– А прятали?
– Ого! Еще как! Бабушка носилась-носилась с деньгами по квартире, пока наконец куда-то не засунула их.
– Долго, говоришь, носилась? – заспанно засмеялся Вася.– А где спрятала, значит, неизвестно? Ну все равно потом узнаем.
Тотчас же после отъезда богатой тетки, войдя из садика в дом, все медленно пошли по квартире, из комнаты в комнату, с такими лицами, как будто не были здесь долгие годы. Останавливались среди комнат, стояли, смотрели вокруг, испытывали странное тонкое волнение и находили во всем какую-то глубокую перемену. Или чего-то недоставало, или что-то появилось лишнее… И все казалось маленьким, провинциальным, патриархальным, давно отжившим свой век. Мебель – жалкая, потолки низкие… Точно это был уже не тот реальный дом, в котором они жили сейчас, а лишь одно воспоминание о доме, в котором они когда-то родились и провели далекое-далекое детство. И жизнь с тех пор ушла вперед, а домик в три оконца на улицу остался прежним.
За одни сутки семья Петриченковых почувствовала себя как бы выросшей из этого игрушечного домика!
– Ну-с,– сказала бабушка, обращаясь к домашним таким тоном, как будто праздники прошли и начались будни.– Теперь глядите в оба! Теперь не зевайте! Теперь не ленитесь! Теперь давайте все будем искать, не оставили ли они нам после себя вшей! Люди с дороги!
– А потом закусим,– солидным голосом прибавил Вася, глядя на неубранный после вчерашнего пиршества стол.
И вся семья с мокрыми, накеросиненными тряпками в руках дружно взялась за работу. Распоряжалась бабушка, она двигалась впереди отряда; остальные за ней, как санитары за доктором.
Вскоре в доме поплыл и через раскрытые окна выплывал на улицу едкий запах керосина.
Люди, проходившие мимо, потягивали носами, морщились и потом у себя дома в качестве городской новости говорили:
– У Петриченковых сегодня керосином клопов вымаривают.
– Они на этом стуле сидели? – спрашивала бабушка, останавливаясь с отрядом перед стулом, как перед прокаженным.
– Сидели! – старательно выкрикивали Вася и Нюня.
– Вытирайте,– кивала бабушка головой на стул и уступала отряду дорогу.
Шесть рук схватывали стул, шесть рук впивались в него со всех сторон, точно он мог уйти; держали его на весу, терли тряпками, переворачивали в воздухе.
– Готово! Теперь, если какая и была, то ее уже нет!
– А у этого подоконника они стояли?
– Стояли! И у того стояли!
– Давайте.
И санитарный отряд зверски набрасывался на подоконники, точно брал их штурмом.
– Этим коридором они, конечно, проходили?
– Проходили! И туда проходили и обратно проходили! Сто раз проходили! Д-давай!
За работой дети шутили, старшие весело разговаривали.
