– Гаша, правда, что сегодня приходил к вам сватать вашу жиличку Чуриков из нашего этажа?
– Да, приходил, хотя я не знаю, из какого он этажа. А что?
– А его самого вы хорошо знаете?
– Знаю, но не очень.
– Видать, что не очень, – засуетилась Митриевна, забегала глазками из-под черного порыжелого платка. – Вы живете в четвертом этаже, а мы во втором, в одном с ним калидоре. И несчастная будет та женщина, которая пойдет за него.
– Почему? – насторожилась Гаша.
Старуха осмотрелась, заговорила тише:
– Только вы смотрите не выдавайте меня. Помните, как в прошлом году во всех этажах подписи против него собирали, когда он, пьяный, за то, что его любовница не захотела делать себе аборт, вышиб из нее ногой семимесячного ребенка?
– Да разве это он?
– Он самый. Ванюшка Чуриков. Пройдите в наш калидор, у кого хотите спросите.
Старушка повернулись и по-мышиному выскользнула за дверь.
Гаша бросила стирку, села на табурет, схватилась руками за голову…
IX
– Знаете, Гаша, о чем я вас попрошу? – обратилась однажды вечером Ксения Дмитриевна к Гаше, когда обе они сидели при электрическом свете за большим столом и по обыкновению шили белье.
Ну? – спросила Гаша, не отрывая глаз от работы.
– Больше не знакомьте меня ни с кем из мужчин.
– Как? Уже? То просили как можно больше знакомить, а то уже не хотите?
– Да. Помните, я вам заранее говорила, что у меня из этого ничего не выйдет? Ну а теперь во мне произошел окончательный перелом. У меня созрел совсем другой план.
– Не секрет, какой?
– Конечно нет. Дело вот в чем. Я решила немедленно поступить на курсы машинописи. Уже ходила справляться. Уже взяла для заполнения анкету, хочу с Андреем посоветоваться, как лучше написать, скрыть, что я окончила гимназию или нет. Курсы в ведении Моспрофобра. Учение там поставлено замечательно, по американской системе. Через три месяца – всего через три месяца, вы подумайте, Гаша! – я получаю диплом на звание машинистки-переписчицы. А там поступаю на службу в какое-нибудь учреждение, становлюсь на самостоятельные ноги и заживу по-иному…
– Это вы очень хорошо придумали, Ксения Дмитриевна, очень хорошо! – одобрила Гаша. – Этак лучше, чем дать командовать над собой какому попало мужчине. Правда, учитесь-ка на машинке писать да поступайте на хорошую должность. Тогда и мужчины хвосты подожмут, языки подвяжут. То они вас приходят смотреть, понравитесь или нет, а то вы их будете выбирать, если станете на себя зарабатывать. Тогда будете их прямо по шеям гнать. А если выйдете замуж, то и в супружестве у вое будет совсем другая жизнь. Гляньте на наших шоферш, наверное уже видали: как какая шоферша сама зарабатывает, так и муж хорош с ней, дрожит, боится, чтобы не плюнула ему в рожу и не ушла от него. А как какая не в состоянии сама копейку заработать, так и муж издевается над ней, каждую минуту вроде мстит ей, что она живет на его счет. Разве это жизнь? И-эх, Ксения Дмитриевна! И мучаются же есть среди нас которые!
– На тех курсах, – как околдованная, твердила Ксения Дмитриевна все о своем, – на тех курсах срок обучения трех месячный, плата смотря с кого. С членов профсоюза по шесть рублей в месяц, с нечленов пятнадцать. Меня, как воспитательницу, работающую в вашей 'детской комнате', зачислили в союз нарпита, так что я буду платить по шесть рублей.
– Это совсем недорого, – сказала Гаша.
– Недорого, но у меня и этих денег нет, – вздохнула Ксения Дмитриевна.
И они замолчали.
Гаша работала, Ксения Дмитриевна думала, высчитывала, умножала: трижды шесть равняется восемнадцати. Затратить все го восемнадцать рублей и стать совершенно другим человеком!
– Гаша,– смущенно нарушила наконец паузу Ксения Дмитриевна, – там у меня в чемодане завалялись кое-какие из моих прежних нарядов. Не купите ли вы их у меня? Я бы их совсем дешево вам отдала.
– У вас? – изумилась Гаша и отрицательно помотала головой. – Нет. У вас я не могу купить. Как же я у вас буду покупать? Да у меня совести на это не хватит.
– Все это пустяки, Гаша. При чем тут совесть? Напротив, вы спасете меня, если купите у меня мои тряпки.
– Лучше приберегите вещи для себя, – посоветовала Гаша.– Вещи всегда сгодятся. Вещи это не шутка. Продать вещи легко, а снова нажить?
И она много еще говорила похвального о вещах.
– Мне деньги нужны, – перебивала ее Ксения Дмитриевна. – Я должна поступить на курсы.
– Это два-то червонца? Такую сумму можете у кого-нибудь призанять.
– Занимать я ни в каком случае не буду, раз не из чего отдавать. Говорите окончательно: возьмете мои вещи или нет? Если не возьмете, я их татарину продам. Сама их надевать я все равно не буду, они будят во мне неприятные воспоминания, я без страдания не могу на них смотреть.
Гаша остановила машину, молчала, смотрела вниз, боролась.
– Ну вот вы какая, – сказала она наконец и подняла голову: – Давайте посмотрим, какие там вещи.
Ксения Дмитриевна вытащила из-под дивана свой большой кожаный чемодан, весь испятнанный волнующими вок зальными бумажными наклейками: 'Харьков', 'Москва', 'Харьков', 'Москва'…
В пять минут они сторговались. Неприятные для Ксении Дмитриевны вещи перешли к Гаше.
И Ксения Дмитриевна со следующего дня аккуратно на чала посещать вечерами курсы машинописи.
Три месяца занятий на курсах пролетели для нее как три дня.
Преподавали там превосходно, работать научилась она хорошо. Ей посчастливилось: при выдаче диплома на звание машинистки ее там же записали кандидаткой на должность в одно советское учреждение.
Возвращаясь в тот памятный для нее день домой, с дипломом в кармане, куда-то записанная кандидаткой, она пер вый раз в жизни по-настоящему почувствовала под ногами твердую почву.
И странное и сложное было для нее это ощущение.
Она и сама сознавала, что звание машинистки, которое она завоевала, было не из очень высоких званий. Но ей в этом событии дороже всего был самый факт сдвига ее жизни с мертвой точки.
За первым сдвигом, без сомнения, последует целый ряд дальнейших…
Вот с чего надо было ей начать свою жизнь, с изучения какой-нибудь профессии, а не с замужества с Геннадием Пав ловичем!
– Спасибо вам, Гаша, спасибо за все, – частенько говаривала она Гаше при всех удобных случаях. – Если бы не вы и не Андрей, если бы не ваше участие во мне, я не знаю, что со мной было бы.
– И вам спасибо, Ксения Дмитриевна, – отвечала Гаша. – Благодаря вам я от детей отдохнула и шитвом своим очень хорошо заработала.
– Многому я от вас научилась, Гаша, очень многому, – дрожал признательностью голос одной женщины.
– Полноте над нами смеяться, Ксения Дмитриевна, – звучал смущенностью и вместе гордой удовлетворенностью – другой. – Чему хорошему можно от нас научиться? Мы люди деревенские, недальновидные…
– А самое важное для меня – это то, Гаша, что я у вас от любви к подлецу излечилась! – прозвучал победно голос Ксении Дмитриевны. – За работой да за хлопотами я совсем позабыла о нем! И я только теперь сознаю, как это было хорошо, что мы разве ись с ним и что я уехала от него в Москву! Иначе наша ужасная любовная канитель тянулась бы до сегодня! Подумать страшно!
