потянулись ко мне своими обезьяньими лапами 'женихи' из приятелей Андрея, когда услыхали, что я приобрела профессию и могу стать выгодной женой. Ну и прыткие же вы все, мужчины! Но я их всех прогнала от себя, отдавала на растерзание Гаши. Словом, 'женихи' летят от меня, как пух от ветра, я теперь, по выражению Гаши, 'швыряюсь ими'. И на самом деле, для чего они мне? Быть их содержанкой – как когда-то я была содержанкой у тебя – для меня сейчас нет необходимости. Сейчас я сама зарабатываю на себя. А любить, если кто полюбится, можно и без 'брака'.
Все мои помыслы сейчас о другом.
Мне сейчас до умопомрачения нужно только одно: работа, работа и работа.
И больше ничего мне не нужно.
И ты, Геня, мне совершенно не нужен. Мне непонятно, что я когда-то так беззаветно любила тебя. Была девочкой, дурой, и ты сделал меня своей рабыней, развил во мне собачью преданность к тебе. Идеал каждого мужчины – иметь рабыню с 'собачьей преданностью'. И вот я наконец освободилась от этого рабского чувства к тебе. Цепи сорваны, любви к тебе у меня нет, я свободна.
Помнишь, Геня, ты всегда, и в разговорах и в письмах, любил мне объяснять меня, копался в моей 'женской психологии'. Так позволь же и мне, на прощанье, хотя разик, углубиться в твою 'мужскую психологию'. Но, предупреждаю, берегись, я буду откровенна с тобой как никогда.
Ты имел обыкновение твердить мне, что я, твоя жена, несмотря на 'надвигающуюся мировую революцию', не представляю из себя в 'советском государстве' 'общественно полезной единицы'. По правде сказать, бывали моменты, когда эти твои фразы все-таки действовали на меня. Я думала: неужели я на самом деле такая никудышная? Но скоро я поняла скрытый смысл тех твоих фраз. Сознайся, не об 'общественной полезности' моей беспокоился ты. Тебе нужно было только чтобы я поступила на службу, тебе нужно было только мое жалованье, ты сокрушался только о том, что я жила на твой счет. Зачем же притягивать сюда 'мировую революцию', когда попросту тебе денег жаль! Мерзавец ты, а не революционер! Почему ты не поступил со мной честно, почему ты прямо не сказал мне про деньги, а прятался за 'неокрепшее социалистическое государство', за 'красный призрак мирового пожара', за всякую всячину? Громоздил на себя все, целые государства, целые миры, лишь бы спрятать себя. И все-таки себя не спрятал. Несмотря на 'мировую революцию', вижу тебя как облупленного, каков ты есть.
Подлые увертки мужчин!
Мы, женщины, все-таки выше, честнее вас!
И мы смелее вас!
Поэтому я углублюсь, не побоюсь, и дальше в твою 'муж скую психологию'.
Помнишь, вначале, когда мы только еще сходились с тобой, какие 'возвышенные' ты произносил мне речи? Потом сравни их с последующими и, наконец, с самыми последними. Какая разница! Какие ступени от вершин в бездну! Какая крутая лестница! Разберись-ка в ней, и я тебе помогу в этом. Вначале, при первой встрече со мной, в чаду страсти, никакая цена за меня не казалась тебе дорогой. Лишь бы скушать такой аппетитный кусочек, каким я представлялась тебе тогда. А когда скушал, плата показалась тебе, человеку расчетливому, слишком дорогой. И ты всячески старался отделаться от меня и в то же время подыскивал себе жену подешевле. А то и вовсе бес платную. А еще лучше такую, которая сама приплачивала бы тебе, служила, зарабатывала. Вот куда ты гнул, вот куда ты глядел, а вовсе не в 'мировую революцию'. Ну а теперь, спустя два с половиной года, ответь мне откровенно: много ты их таких на шел, 'дешевых', или 'бесплатных', или согласных 'приплачивать'? Много ты встретил 'новых женщин'?
Хотя сейчас мне наплевать на это…
Итак, дружок, это мое последнее письмо к тебе. Можешь не отвечать на него. Не желаю иметь ничего общего с человеком, причинившим мне в прошлом столько страданий. Прощай навсегда! К. Беляева'.
XI
'Милая Ксюша!
Вот именно такая женщина мне и нужна была всегда, какой ты стала только теперь.
Помнишь, я говорил, что, как человек науки, в чудеса не верю, но что если чудо все-таки совершится и ты переродишься, то я, быть может, еще и полюблю тебя.
Теперь чудо налицо, ты переродилась, и я вновь полюбил тебя, новую, за новое, по-новому.
Предлагаю тебе, если хочешь, немедленно возобновить нашу связь.
Вспомни наши прежние ласки, наше прежнее все. Не ужели у тебя хватит сил зачеркнуть это все собственной рукой? А если это единственное счастье, которое отпускает на твою долю судьба? А если у тебя в жизни больше ничего лучшего не встретится? Поэтому долго подумай, прежде чем отвечать мне отказом…
Жизнь на Украине быстро налаживается, я уже работаю по своей специальности, служу в харьковском тресте 'Технохим'. Так вот, в конторе этого треста сейчас вакантно место машинистки, и будет для нас с тобой очень удобно, если ты немедленно займешь его. Материальные условия службы сносны, что же касается формальностей, необходимых для занятия этой должности, то я, благодаря своим новым связям, сумею легко их преодолеть…
Я страшно рад за тебя, Ксюша, страшно рад!
Родители не научили – жизнь научила, революция научила.
Правда, тебе еще далеко до 'новой женщины', но одной ногой ты уже ступила на правильный путь. Исполать тебе!
Подумай, Ксюша, ты теперь советская служащая, полноправная гражданка, член союза, женщина- работница мировой армии труда. Будем откровенны, а кем ты была раньше? 'Же ной своего мужа'? Его домашней вещью?
И ты долго, очень долго упрямилась, боролась за старое свое положение, была контрреволюционеркой, хотела продолжать оставаться вещью. Но революция заставила-таки тебя стать человеком.
И революция поступит так с каждой женщиной: или при нудит ее быть человеком, работать, участвовать в общем строительстве жизни, или вовсе уничтожит ее, сотрет с лица земли.
Ты тоже едва не была уничтожена жизнью, едва не ступила на скользкий путь. Об этом мне тоже кое-что сообщили…
Теперь о некоторых местах твоего знаменательного письма.
Я не защищаюсь, Ксюша, и не оправдываюсь ни по одному пункту твоих обвинений. Только скажу, что ты напрасно так горячишься по поводу моих слов о твоей 'общественной полезности'. Ты утверждаешь, что на самом деле для меня играло бы роль только получение тобой 'жалованья'. А разве получение жалованья не является свидетельством признанной 'общественной полезности'? Ты думаешь, что громишь меня в пух и прах, когда пишешь, что во мне говорит 'голый расчет'. Скажи, пожалуйста, а разве это плохо, когда в человеке живет расчет? С каких это пор безрасчетливый поступок лучше расчетливого? Ты все-таки хотя немного думай о том, о чем пишешь… И 'денег', конечно, мне тоже 'жаль', потому что теперь они только трудом достаются…
Встав наконец на самостоятельные ноги, ты, Ксюша, пред ставить себе не можешь, как ты выросла в глазах всех мужчин, и моих в том числе. И тут у нас не всегда только 'голый расчет'. Тут у нас все представление о женщине меняется, если она зарабатывает. Такую можно и уважать больше, и любить сильней. Недаром ты сама пишешь, как 'расшвыриваешь' женихов. А раньше у тебя их много было?
Чем брала женщина мужчину при старом режиме и чем она берет его теперь?..
…Итак, Ксюшечка, прошу: отвечай нынче же по телеграфу, согласна ли, во-первых, занять должность в конторе 'Технохима' и, во-вторых, быть моей женой? В случае согласия немедленно выезжай.
Место за тобой я смогу продержать только в течение пяти дней, после которых его захватят другие. Так что не спи, торопись.
Если почему-нибудь опоздаешь с отъездом в Харьков и тем потеряешь возможность получить место в 'Технохиме', тог да не выезжай совсем.
Если же согласна только получить эту должность, но не согласна быть моей женой, тоже не выезжай.
