электрическом стуле, и удушение, и газовая камера, и смертельные инъекции… Я уж не говорю про пожизненные сроки без права апелляции или просто великолепные сроки вроде пяти пожизненных заключений или восемьсот лет тюрьмы и потом триста лет лагерной жизни… Просто у нас в России были самые гуманные, если их можно так назвать, законы. За преступления, за которые в Штатах казнят на электрическом стуле, у нас давали три месяца тюрьмы и выпускали через две недели за хорошее поведение. Сейчас же шок только потому, что у нас слишком резкий переход от нашей слюнтявости к вашей европейско-штатовской жесткости. Так что пусть наши секретари внесут пункты в совместное заявление, что Россия строит свое законодательство на общеевропейской основе.
На следующий день я поприсутствовал на заседании обеих палат французского парламента, затем была встреча с парламентариями, затем встреча в мэрии. Я извинился, что создаю неудобства на дорогах. В конце дня мне предстоял доклад перед академиками, а перед этим – осмотр библиотеки Мазарини и прочие приятные вещи, если бы не весьма тревожное положение в России.
К зданию академии простелили красный ковер, прямо к ступеням и выше, к парадной двери, по обе стороны – красочные, как попугаи какаду, жандармы. Или не жандармы. Но что-то очень красивое. В программе значился еще Институт Пастера, ну да ладно, там уже имортисты, поймут, что мне нужнее крепить узы с теми, что еще не совсем имортист, хотел бы стать, уже все понимает, но трусит или колеблется.
Успели вместе с президентом слетать в Бордо, дегустация вин, прекрасные зеленые поля ухоженных виноградников – красота, а в свою резиденцию вернулся далеко за полночь. Потемкин в нижнем зале с кучей советников бодро диктовал машинистке, на мое появление радостно заулыбался:
– Прекрасно, господин президент, просто прекрасно!
– Что именно?
– Вы просто двужильный! Столько выпить, и все на ногах.
– Ноги в самом деле гудят, – согласился я, – но откуда знаете, сколько я пил? Это же простое слабое вино…
– Челядь все знает, – ответил Потемкин. – Мне донесли, донесли…
– Ох уж эти люди Мазарина, – вздохнул я. – Вы чем занимаетесь?
– Проект совместной резолюции.
– Не рано?
– А в нее все время вносим поправки. Зато все будет учтено, ничего не забудем.
Волуев подошел ближе, деликатно напомнил:
– Господин президент, вы не забыли, что сегодня даете ужин в честь господина Пфайфера?
Я ответил легкомысленно:
– Да я бы и обед дал, что-то есть хочется…
– Господин президент, – сказал он с укором, – ужин намного торжественнее и значимее, чем обед!
– Это я понимаю, – согласился я, – еще со студенчества. Когда приглашаешь красотку, стараясь, чтобы ужин плавно переходил в завтрак… о, думаю, подготовка идет полным ходом?
– Да, господин президент. Уже составлены списки приглашенных, разосланы приглашения, сейчас вот тщательно продумывают систему рассадки гостей, здесь появились нюансы и непредвиденные сложности, составляем схему проведения приема… Вы как, предполагаете толкнуть речугу или хотя бы тост на приеме?
Я подумал, сказал:
– Вообще-то да. Непристойно молчать, как рыбой по льду.
Волуев оживился, протянул руку и пошевелил пальцами:
– Давайте.
– Что?
– Речь. Или тост, что у вас будет?
– Тост, – ответил я. – А что, и меня будете проверять на матерные слова?
– Господин президент, – сказал Волуев, речь его текла плавно и величаво, – если на приеме предполагается тост, то хозяин приема ну просто обязан послать гостю копию своего будущего тоста. Это не просто вежливость, имортистам на нее плевать с высокого дерева, но – дипломатический протокол! Гость должен успеть приготовить ответ. Кстати, ответ он тоже пришлет, дабы, сами понимаете, никаких неожиданностей.
Я кивнул:
– Понимаю, понимаю. Ладно, составлю.
Волуев улыбнулся, покачал головой:
– Да составлять не надо. Тост начинается с приветствия в адрес гостя, общие положения то есть, что именно стало поводом для такой вот милой встречи, далее идут строем пожелания главе государства и его сопровождающим процветания страны и счастья народу… Это даже мне писать не надо. В общепринятую форму всего лишь подставим имя французского президента. Только и делов! Нет-нет, господин президент, самодеятельность не приветствуется. В дипломатическом протоколе шаг вправо, шаг влево – повод к войне!.. Ну почти, почти. А в ответ вас поблагодарят за оказанное гостеприимство, выразят одобрение взаимной заинтересованностью во встрече и заверения во взаимности дружественных чувств, добрые пожелания главе государства… в этом месте пресс-секретарь французского президента подставит ваше имя, пожелания процветания народу и стране, тоже подставит, какой именно… да, еще нюанс… Речи заранее переводятся на соответствующий язык и раскладываются перед каждым участником приема. Чтоб тугоухие не переспрашивали.
