через полчаса.
– И что? – спросил виконт.
Тельрамунд сдвинул плечами.
– Да так. Обычно даже самый сильный воин не выстаивает против… гм… отряда. Даже малого.
– Но не бросимся же мы на него, – сказал барон раздраженно, – только за то, что он – рыцарь Лебедя?
– А если он нас оскорбит?
Барон вытаращил глаза.
– Кто? Этот чужак герцог?.. Да он сама вежливость!
– Я попытаюсь, – произнес виконт многозначительно, – чтобы он вышел из себя. А если он меня оскорбит… что ж, я просто не верю, что мои друзья не вступятся!
– Мы-то вступимся, – проворчал барон. – Меня он раздражает не меньше! Я не понимаю, как он остается чист, незапятнан и мордоблагороден… все еще!
Виконт посмотрел на друга искоса, обронил негромко:
– Вы имеете в виду то… гм… что имею в виду и я?
Барон сказал зло:
– Я имею в виду то, что имеют в виду все! Все мы. Я тоже чист и благороден… в какие-то минуты. Да что там минуты, помню даже день, когда я был с утра и до вечера ну прямо свят, настолько чист и праведен, что мог бы поплевать на святых антониев сверху!..
Тельрамунд заметил с ехидной улыбочкой:
– Это не тогда, когда после такого подвига целую неделю пили, обжирались и служанок по две сразу в постель тащили?
Барон нервно дернул щекой.
– Это не важно. Укажите на того, кто не пил и не впадал в пучину порока!.. Нас всех то поднимает к небесам, то швыряет на самое дно… Мы ведь дети Змея и Евы, не только Сифа!.. А этот рыцарь Лебедя как постоянный укор нам…
– Это же хорошо? – спросил виконт. – Как напоминание, что и нам надо бы. И можно бы. И вообще… если может он, то и мы?
Барон покрутил головой.
– Да больно неприятное напоминание какое-то… Будто я все еще оруженосец… нет, даже паж, которого все учат, поучают, обучают, заставляют, требуют, присматривают…
Виконт невесело хмыкнул.
– А хуже всего, что присматривать за вами поручено вам же самому, верно? От кого не скроешься?.. Вы правы, этот рыцарь Лебедя с его непорочностью у всех как бельмо на глазу. Надо бы закидать его грязью, но рука не поднимается, это же будет вообще, даже не знаю что, совсем уж…
Барон проговорил угрюмо:
– Перед нами выбор: самим стать такими, как он, или же его стащить к нам пониже.
Тельрамунд поморщился.
– Сэр Артурас, вы так говорите, будто мы сидим вообще по горло в пучине разврата и порока!.. Мы – благородные рыцари, заветы рыцарства для нас святы. И мы живем правильно и справедливо… по возможности.
– Вот-вот. По возможности. А этот гад показывает, что возможности у нас побольше! Да только так вот и всю жизнь проживаем, и в могилы сходим, ни разу не пожив в полную силу!
Виконт прервал:
– Смотрите-смотрите!.. Он переплыл все-таки, но направляется, похоже, не к нам, мерзавец…
– Да, он повернул вдоль берега…
– Та дорога куда ведет?
– Ну, к церкви и кладбищу…
Тельрамунд, что помалкивал, слушая их разговоры, громыхнул тяжелым голосом:
– Нам стоит вооружиться и выехать ему навстречу. Я не знаю, что он задумал… но это мне совсем не нравится.
– Поспешим, – согласился барон, и они все заторопились вниз.
Глава 11
Лоенгрин пронесся на могучем белом коне мимо замка по широкой дуге, быстро хватая взглядом все рвы, валы, барбаканы, бревна на стенах и корзины с камнями, что посыплются вниз от малейшего толчка, высоту башен и ямы-ловушки по дороге к ним.
На воротах между зубцами прибавилось голов в блестящих шлемах, но он решил, что сейчас рисковать глупо, вот-вот прибудет его отряд, и пустил коня по широкой дороге параллельно реке, внимательно рассматривал крестьян, двух остановил и расспросил, что за налоги, каков здесь суд, сильно ли притесняет граф народ.
Перигейл настойчиво советовал побывать у церкви, что в полумиле от моста, который соединяет землю виконта Фофшнейдера и графа Тельрамунда, это даже важнее, чтобы увидеть Тельрамунда и сурово напомнить ему, кто в Брабанте хозяин.
Отряд свой заметил, скачущий навстречу, еще издали. Они придержали коней у церкви, где на открытом месте собрался народ, а священник, взобравшись на телегу, что-то проповедовал, яростно размахивая руками и вздымая над головой Библию.
Лоенгрин подъехал, удивляясь, что рыцари внимательно слушают, а не помчались ему навстречу. Нил оглянулся, торопливо приблизился и шепнул потрясенным голосом:
– Что он говорит? Что он говорит?
– Да что случилось? – спросил Лоенгрин. – Что за особая церковь?
– Вы послушайте, – сказал Нил тихо, – ох, не зря мы прибыли…
Священник к ним спиной, не видит, но крестьяне начали бросать на них опасливые взгляды. Священник, войдя в раж, никого не замечал, вскидывал к небу костлявые руки и потрясал ими, словно стараясь раскачать небосвод и обрушить на землю.
– Господь не зря создал самый совершенный мир, чтобы мы жили счастливо и благоденствовали!.. И мы так и жили, пока не прибыл человек… да и человек ли он? Скажите мне, если человек скрывает свое происхождение, то не посланник ли он дьявола?.. Ладно, я даже допускаю, что человеку с темной репутацией позволительно пахать землю, ловить зверей или держать стремя господину, если тот в снисходительности своей допустит до таких высоких обязанностей… но – поставить такого человека во главе герцогства?
Нил прошептал:
– Вот об этом, выходит, и предупреждал Перигейл!
Лоенгрин ощутил, как вся кровь отхлынула от лица. Сейчас он выглядит, как мертвец, сам понимал, потому с зубовным скрипом взял себя в руки и заставил оставаться на месте, хотя душа его уже ринулась к проклятому попу, ухватила за горло и сжала так, что глаза мерзавца вылезли на лоб, как у рака.
– И еще понятно, – сказал тихо Нил, – почему Перигейл не настоял, чтобы обязательно собрали большой отряд. Здесь целая армия не поможет…
– Мерзавец, – ответил Лоенгрин сдавленным голосом.
– Повесить? – спросил Нил услужливо. – Вон дерево с хорошими ветками… По три таких попа можно на каждой!
– У тебя ж веревки нет.
– Крестьяне бегом принесут! Это ж радость какая, когда попа вешают!
Лоенгрин стискивал в кулаках повод так, что из него начала выступать вода.
– Вешать будем, – прошептал он люто. – Но не сейчас, не сразу. А то скажут, что я убоялся правды.
Крестьяне оглядывались, отпрыгивали в стороны, а он прямо на коне подъехал к телеге. Священник пару раз зыркнул на него с явной тревогой на лице, но лишь возвысил голос, ибо никто не смеет поднимать руку на служителя Господа, даже разбойники в темном лесу стараются не трогать, ибо гореть им тогда вечно в геенне огненной…
