отбежали в сторону, чтобы полюбоваться на корчи предавшего заповеди Господа человека.
Лоенгрин обвиняюще вытянул руку в сторону Тельрамунда.
– Граф, это ваше упущение! Вы должны были сами наказать этого человека, продавшего душу дьяволу…
Нил выкрикнул с мстительной веселостью:
– Наказать? Да он там сидел на коне и с удовольствием слушал!
Кто-то из рыцарей заметил громко:
– Недаром же появился так быстро…
– Думаю, – сказал третий, – священник продал душу не дьяволу, а графу Тельрамунду…
– Или дьяволу в обличии Тельрамунда…
– Граф, – произнес Лоенгрин холодно, – мы остановимся в вашем замке, проверим, как ведете дела, выслушаем жалобы благородных людей, ремесленников и крестьян…
Тельрамунд процедил с ненавистью:
– Мой замок, мои земли и мои люди к вашим услугам, ваша светлость, и в полном вашем распоряжении. Но я выслушиваю жалобы сам, это моя обязанность.
Лоенгрин уточнил громко:
– Герцог не успевает везде сам, потому он и передает часть полномочий своим подданным. Но когда оказывается где-то сам, он волен судить и выносить вердикты лично. Разве не так, граф?
Тельрамунд стиснул челюсти, все видели, как его ладонь то и дело опускается на рукоять меча, но все так же понимают, в том числе и сам граф, что ему достаточно вытащить клинок из ножен, как арбалетные стрелы пронзят его тело насквозь.
– Хорошо, – проговорил Тельрамунд, – если вам так уж желается выслушивать жалобы простолюдинов, то я вам предоставлю это удовольствие!
– На том и порешим, граф, – ответил Лоенгрин с холодной вежливостью. – На том порешим!
Глава 12
К замку они поехали двумя отдельными группами, даже барон Артурас Неантарис и сэр Диттер Кристиансен старались не смотреть друг на друга, хотя давно дружат семьями, но сейчас оба в первую очередь вассалы: один – графа Тельрамунда, другой – герцога Лоенгрина.
Шатерхэнд тревожился и шепотом напоминал, чтобы все были настороже, да не вздумает ли граф Тельрамунд, воспользовавшись их малочисленностью, напасть на них ночью или при любом другом удобном случае и перебить всех. Сэр Торбьен угрюмо возражал, что сейчас все на виду, и если такое случится, рыцарство отшатнется от Тельрамунда, но и сам чувствовал, что уверенности в его тихом голосе нет.
И все-таки каждый верил, что какие бы ни были у них отношения с этим рыцарем Лебедя, но убить гостя в своем доме – такого не случалось в истории Брабанта, если не считать совсем уж дикие времена. Тем более убить сюзерена, это двойное нарушение рыцарской клятвы и кодекса.
Шатерхэнд пустил коня рядом с Лоенгрином, покосился на его злое напряженное лицо.
– Ваша светлость, – спросил он осторожно, – вы в самом деле собираетесь… или намереваетесь принимать жалобы от местных жителей и вершить суд?
Лоенгрин покачал головой.
– Хотел было, – ответил он мрачно.
– А теперь?
– Передумал, – ответил Лоенгрин. Увидев его недоумевающий взгляд, пояснил: – Тельрамунд наверняка подстроит что-то хитрое, а у него преимущество, он знает здесь всех, я – никого. Просто не хочу сражаться с ним на его поле и по его правилам.
Шатерхэнд подумал, спросил с заметным облегчением:
– Значит, скоро уедем?
– Да, – подтвердил Лоенгрин. – Мы уже, собственно, своей цели достигли. И Тельрамунд это понял.
– И другие, – согласился Шатерхэнд.
– Поиграли мускулами, – сказал сэр Харальд с удовольствием. – Напомнили, кто в Брабанте хозяин.
– Но все-таки переночуем в замке Тельрамунда, – сказал Лоенгрин жестко. – Да увидят все, что хозяева Брабанта – мы! И потому никого не страшимся.
А в другом отряде, что сплотился вокруг графа Тельрамунда, держатся так же напряженно, поглядывают в сторону герцога на удивительно рослом и могучем коне, на его постоянно готовых к схватке рыцарей.
Сэр Фридрих Алготтсдоттер, самый старший из вассалов Тельрамунда, сказал вполголоса весьма задумчиво:
– Есть поговорка насчет черта, что, постарев, пошел в монастырь…
Сэр Артурас спросил заинтересованно:
– Хорошая мысль! Вы о ком?
Сэр, не обращая на юнца внимания, продолжил тяжеловесно, словно громоздил стену из крупных глыб:
– Как мы знаем, самые ревностные аскеты и подвижники получаются из тех, кто больше всех убивал, насиловал, истязал, калечил и мучил… Если, конечно, успевает опомниться и раскаяться.
Граф Тельрамунд подумал, кивнул.
– Да… теперь я как-то понимаю.
– Таких, – продолжал сэр рассудительно, – конечно, мало. И жизнь людская коротка, и погибают злодеи от рук мстителей часто, однако же бывают случаи, вы их знаете, когда короли, пролившие моря крови, вдруг ужасаются содеянного и уходят в монастыри замаливать грехи, когда злодеи и кровопийцы раздают все награбленное и, одевшись в рубище, уходят в дальние страны, чтобы поклониться Гробу Господню и вымолить прощение…
Лорд Артурас проговорил медленно:
– Я понимаю ход ваших мыслей, благородный лорд Алготтсдоттер. Однако этот рыцарь Лебедя очень молод…
– Но с его воинским умением, – напомнил сэр Алготтсдоттер, – он мог пролить море крови. Потому сейчас постоянно говорит о миролюбии.
– Да, похоже на то. – И добавил задумчиво: – А еще бросается в глаза его подчеркнутое целомудрие, когда он даже не смотрит на придворных дам… А там встречаются такие штучки!
– Это тоже говорит о его грехах на этом поприще, – закончил за него сэр Фридрих. – Возможно, он насиловал женщин зверски и убивал или расчленял… возможно, его преступления были такими, что нам и вообразить трудно, мы же добропорядочные христиане, хоть и не самые ревностные в мире! И вот теперь, ужаснувшись содеянному, он постоянно держит себя в руках и потому идет по жизни не так, как все мы, а как должно…
– Что вообще-то противно людской природе, – сказал сэр Артурас хмуро. – Мало того, что Господь вылепил нас из сырой глины, а мог бы из благородного гранита, чего ему стоило бы, так еще и допустил, чтобы в каждом из нас поселилось семя Змея… В общем, сэр Фридрих, хорошо бы разузнать про этого рыцаря Лебедя побольше. Уверен, мы узнаем нечто такое, что все содрогнутся.
– Я сегодня же отправлю людей за пределы Брабанта, – пообещал сэр Фридрих.
– Лучше в места, – подсказал сэр Микаил Ларсен, – где недавно отгремели самые жестокие войны.
К замку подъехали, постепенно сближая отряды, а через арку прошли так, что встречающие во дворе и не уловили смертельного напряжения, готового взорваться яростной схваткой насмерть.
Леди Ортруда вышла навстречу цветущая, роскошная, с оголенной шеей и плечами, созданными для жарких поцелуев, заулыбалась, сказала самым приветливым голосом:
– Ваша светлость, сэр Лоенгрин, мы вам бесконечно рады!.. Я просто уверена, что вам у нас понравится. А я, со своей стороны, сделаю все, чтобы вам у нас понравилось… очень.
Лоенгрин поклонился, чувствуя себя как никогда скованным, соскочил с коня и с трудом заставил ноги сделать шаг вперед.
– Леди Ортруда…
Крем глаза поймал несколько удивленный взгляд Шатерхэнда, он должен по правилам поцеловать хозяйку в обе щеки, а если особо расположен, то и в губы, это не только привилегия сюзерена, но и его
