обязанность, но такой жест выдаст его с головой…
Ортруда засмеялась нежно и таинственно, шагнула к молодому герцогу и, бережно взяв его ладонями за щеки, поцеловала в губы. Среди рыцарей кто-то завистливо крякнул, как большой сытый гусь, а Лоенгрин ощутил, как волна жара охватила его с головы до ног.
– Благодарю, – пробормотал он сразу севшим голосом, – за теплый прием… Постараемся не слишком досаждать вам присутствием…
Ортруда воскликнула щебечуще:
– Ах, милый герцог, вы ничуть не досаждаете! Совсем напротив, это та-а-акое удовольствие…
Среди рыцарей, заметивших, как вспыхнули щеки рыцаря Лебедя, послышались смешки, у кого добрые, у кого ехидные, кто-то даже звучно причмокнул.
Конюхи и слуги быстро разобрали у всех коней, а рыцари пошли в замок, стараясь, однако, не слишком терять друг друга из виду. Тельрамунд велел управителю подготовить комнаты для гостей, также накрыть столы для ужина и сам со своими рыцарями пошел на верхние этажи.
Ортруда подошла к Лоенгрину, улыбка на ее губах самая чарующая и обещающая, даже многообещающая, оголенные и очень округлые плечи покачиваются, вызывая желание схватиться за них, полная грудь почти вся на виду, а глаза яснее ясного говорят о том, что она вся в его власти.
– Ваша светлость, – проворковала она таким голосом, что он сразу увидел ее роскошно обнаженной в постели на перине, – я не тащу вас в уединение, чтоб ваши люди не подумали, что вас намерены убить, но лучше поговорить вот здесь в стороне… нет, давайте отойдем еще, они нас будут видеть, но не услышат…
Он ответил уверенным голосом, стараясь, чтобы в нем прозвучало нетерпение:
– Леди Ортруда, ваш супруг заверил нас, что с комнатами для сна все в порядке, как и с ужином, а других пожеланий у меня нет.
Она проговорила негромко, не отводя от его лица взгляда крупных и восхитительных глаз:
– Напрасно, мой господин… господин моего тела и души… Здесь все ваши пожелания будут исполнены…
Лоенгрин произнес благочестиво:
– Человеку не нужно ничего сверх того, что ему дал Господь Бог.
– За исключением денег, – уточнила Ортруда мирно. – И еще некоторых радостей…
– Деньги, – ответил Лоенгрин, – это так мало…
– Так говорит тот, – отпарировала она, – у кого их много. А как вы насчет первой, единственной и самой главной заповеди, которую дал людям Господь? Не кажется ли вам, что человек, дерзновенно введя свои нормы брака, нарушил эту основную заповедь?..
– Почему?
– Когда мужчина берет себе женщину, – пояснила она, – и клянется быть верным только ей, он нарушает первую и единственную заповедь, которую Господь дал Адаму и Еве. Вы говорите про десять заповедей, который дал Моисею. Еще раньше он дал две или три заповеди Ною… вы их тоже соблюдаете… ведь соблюдаете?
Лоенгрин подтвердил:
– Со всем рвением.
Она сказала с торжеством:
– Но, мой господин, первую и единственную заповедь дал Господь еще самим Адаму и Еве!
– Вы… о чем?
– Плодитесь и размножайтесь, – напомнила она с торжеством. – Это самая главная заповедь, а все остальные лишь дополняют и развивают ее. Но вы, сэр Лоенгрин, дерзостно нарушаете ее!
– Разве?
– Господу угодно, – сказала она с нажимом, – чтобы земля наполнилась людьми как можно быстрее. Господу угодно, чтобы наполнилась людьми сильными, красивыми, отважными и благочестивыми!.. А она полнится уродами и увечными от рождения, потому что вы намерены орошать лоно только своей хрупкой Эльзы, а еще неизвестно, будут ли у нее дети, не бесплодна ли, а если будут – не окажутся ли больны от рождения?.. Вы просто обязаны оставить свое семя и во мне, ибо я – настоящая женщина, все мои сыновья растут сильными и здоровыми!
Он пробормотал:
– Господь велел плодиться и размножаться, но он же дал нам свободу исполнять его завет в меру своего понимания.
Она возразила с нажимом:
– Разве эта мера не является неразумной, если такой благороднейший герой не получит продолжения в детях? Разве Господу не угодно, чтобы таких, как вы, мой лорд, стало на земле больше?.. И Царство Небесное будет построено раньше!.. И мир станет чище и безопаснее, не так ли?
Он заколебался, стараясь отыскать в ее словах брешь и не находя ее. Ортруда следила за ним печальными глазами, полными укора.
– Вы нарушаете первый и единственный завет Господа, – повторила она тихо. – А без него исполнение всех остальных… ничто.
Рыцари, что наблюдали за ними издали, начали потихоньку приближаться, а сэр Шатерхэнд, не желая что-то услышать из разговора, что не предназначается для их ушей, прокричал:
– Ваша светлость, нам стоит всем вместе пойти на ужин!
Ужин прошел весьма напряженно, все настолько следили за своими словами, чтобы не задеть противную сторону и не вызвать ссору, что даже хорошо приготовленное мясо не лезло в горло, а прекрасное вино казалось простой водой.
Леди Ортруда, чтобы как-то сгладить натянутость, уговорила сесть играть в шахматы сэра Артураса и сэра Диттера, старых друзей, а немного погодя, когда те разыгрались, велела поставить столик и для его светлости герцога Лоенгрина и графа Тельрамунда.
Лоенгрин видел, как дернулся и поморщился Тельрамунд, тому это предложение показалось таким же диким, как и ему, потому Лоенгрин не стал противиться, сел за столик и быстро осмотрел фигурки. Всюду, куда проникает эта игра, их вырезают со своими особенностями, хорошо хоть правила остаются неизменными…
Тельрамунд играл хорошо, явно Ортруда на это и рассчитывала, однако в самом начале допустил пару ошибок, а это всегда фатально, и Лоенгрин достаточно быстро довел игру до конца и поставил королю Тельрамунда мат.
– Вы проиграли, – сказал он ясным голосом. – Думаю, такое нужно признавать, хотя это и противно нашей натуре.
Тельрамунд поморщился.
– Вы победили, – произнес он с досадой. – Но если бы справедливость существовала, вы бы никогда…
Лоенгрин сдвинул плечами.
– Если где и существует справедливость, граф, то уж точно не здесь.
– Ваша светлость?
Лоенгрин произнес с холодком:
– Я наслышан о пренебрежении церковью, о притеснениях мелкопоместных дворян и грабительских налогах для крестьян. Постарайтесь разубедить меня, что это не так!
Тельрамунд подумал, поморщился.
– И так, и… не так. Что значит, пренебрегать церковью? Не загоняю туда народ плетьми?.. Да, это верно. Церковь посещают только те, кто хочет. Препон им не чинят.
– А вы, граф? Когда последний раз были на исповеди?
– Вчера, – ответил Тельрамунд. – У меня свой священник и свой церковный угол в замке. Как и у вас, кстати. Притеснения дворян? А в чем они выражаются, как не в том, что я заставляю их еще и заниматься делом, а не только пьянствовать и таскать девок на сеновал?.. А налоги… Что ж, они в этом году выше, чем в прошлом, все верно. Но и урожай в этом году выдался просто ого-го!.. Никто не обеднеет.
Лоенгрин поднялся, поклонился очень сдержанно.
