Поясняю свою максималистскую для российского менталитета позицию: человек, который в самом деле понял ошибочность своих предыдущих… утверждений – видите, как я мягко? – должен извиняться не шепотом по личному емэйлу, а там же, где и гадил. И пусть это извинение будет одноразовым, хотя гадил в течение ряда лет, но это все-таки не шепотом по емэйлу, тайком, дабы соратники не увидели и не оплевали перебежчика или хотя бы отступника.
Умолкнувший клеветник не считается автоматически обеленным. Не считается, не считается! Юридически он ненаказуем… видимо, но что сказано, то сказано.
И вот таких извинений, шепотом по емэйлу, недостаточно.
Не знаю, но меня идиоты все еще раздражают. Особенно – напыщенные. Пора бы, конечно, принять как данность, что большинство населения Земли – идиоты. А раз они в абсолютном большинстве, то это уже не идиоты, а нормальные общечеловеки, на них рассчитано большинство телепрограмм, для них поют, танцуют, острят, проводят футбольные матчи, снимают фильмы и устраивают по улицам шествия святого Патрика.
Вот сейчас один такой, явно считает себя умным, а как же, попавшись на удочку моих противников – а я их продолжаю множить и теперь! – спрашивает с невинно открытыми глазами и зелеными пузырями из носа: «А скажите, почему вы, автор романов на тему о рабочем классе, вдруг начали писать фантастику?»
Этот еще сказал просто «автор романов на тему о рабочем классе», а другие так и вовсе добавляют «многих». В смысле, автор многих романов на тему о рабочем классе.
Ну как вам эти шедевры? И вот я, вздохнув, начинаю объяснять, что я начинал как юморист, за несколько лет собрал кучу премий и первых мест на конкурсах юмористов, публиковался всюду, потом писал фантастику, переводился за рубежом, издал в Москве стотысячным тиражом «Человека», он и сейчас все еще издается, а уж потом на спор с местными литераторами написал роман «Огнепоклонники» на рабочую тему. Нещщасные смели вякать, что фантастику писать легко, что фантастика – не литература, а вот они – магистральное направление… И еще посматривали так это свысока! Я взялся написать за полгода, написал за четыре месяца, выиграл пари, за книгу получил кучу литературных премий, гору жабьих шкурок, место в Союзе Писателей СССР и в рядах, должность ответсека организации, а это власть и бабки, и много-много чего еще.
Конечно, я тут же всем этим спрашивальщикам предлагаю пари – что делать, азарт никак не вытравлю! – ставлю тысячу долларов против одного, что если отыщут еще хоть один мой роман на производственную тему, то я выплачу эту сумму и вдобавок сделаю двойное сальто с двадцать четвертого этажа на асфальт.
Увы, никто даже не берется спорить. Трусы. Долларом боятся рискнуть.
Я всю жизнь стремился упростить быт, и когда на Крайнем Севере научился бриться без мыла и крема, то так и осталось на всю жизнь. И сейчас, когда бреюсь трехлезвийной бритвой «Gillette», я всего лишь чуть смачиваю лицо водой из-под крана, снимаю щетину, споласкиваю бритву и закрываю кран.
Все, я выбрит.
Поймал себя на том, что раздраженно кривлюсь: в ближайшем к дому гастрономе что-то совсем мал выбор в отделе сыров, не больше двух десятков. Еще раздражает очередь в кассу: по два, а то и по три человека. А вот в «Перекрестке», что за два квартала, там этих сыров полсотни, к любой кассе подходи, обслужат моментально, все вежливые, улыбаются.
В «Стокмане» еще богаче, выбор неимоверный, на сыры из коровьего молока уже и не смотрим, но из козьего – десятки разных сортов. Никаких очередей, свободно подходишь к любой полке, набираешь в корзину и неторопливо идешь к кассе, где уже улыбается навстречу молоденькая кассирша.
На миг промелькнуло воспоминание, как покупал сыр со Светланой, когда она обвиняла москвичей в зажратости. Тогда медленно продвигающаяся очередь в сто человек считалась нормальной. А если появлялся «дефицит» – очередь увеличивалась в несколько раз. В очереди стояли за всем. Если приходилось стоять сутки, неделю или месяц – записывали номера, чтобы могли отлучиться, а потом найти свое место в этой нескончаемой цепи.
А потом чаще всего звучало, что товар кончился. И неизвестно, когда будет.
Массово сносятся чудо строительной мысли совсем недавнего времени – хрущевки. Теперь жить в них считается не счастьем, как совсем недавно, а наказанием. Зажрались, как сказала бы бабушка.
Наверное, надо ставить даты написания романов. А то открывает какой-нибудь новичок, скажем, «Ярость» и начинает сыпать восторженными или обозленными письмами, уверенный, что я вот только- только написал эту книгу и она все еще у меня в мозгу. Не объяснять же каждому, что написано еще в начале перестройки, а вышла в 1997-м, там даже персонажи те, которых сейчас не вспомнят – к примеру, Яузов – кто из того времени его не узнает? – а после «яростной» серии я написал еще ряд серий, не говоря уже о десятке отдельных романов!
Почему-то у читающих ощущение, что если прочли вот сейчас, то и автор написал только что. Хотя, с другой стороны, наверное, должно быть приятно, что любое произведение воспринимается таким свежим, как будто только что написано!
Немного цифр и дат.
Новый рывок начал только с 1992 года, когда выпустил «Трое из Леса». В следующем, 1993-м, повторил дважды или трижды издание «Троих из Леса», а также издал «Трое в Песках» и «Трое и Дана». В 1994-м к ним добавились «Святой Грааль», «Стоунхендж» и «Гиперборей».
В 1997 году вышла «Ярость», вызвавшая столько шума. Она постоянно переиздается и сейчас, читатели, которые берут ее впервые в руки, ахают: ух ты, как своевременно!.. Знали бы, как «своевременно» это звучало в 1997-м и что это повлекло!
В том же 1997-м начал проект «Княжеский пир», в котором вышло две моих книги, а молодых ребят, на которых рассчитывал, – что-то около десятка или чуть больше, не считал. «Яростную» серию продолжил в 1998–1999 гг. еще тремя книгами, и, когда ее наконец-то признали и взяли для публикации в крупное издательство, я на этом ее закончил. Я победил, этого достаточно, а без борьбы просто подбирать вылетающие из кассы гонорары – неинтересно, по проторенной дорожке пусть идут другие, которые назовут себя патриотами, имперцами и множеством других красивых и звучных слов, не вспомнят, с чьего толчка началось, – подобная забывчивость характерна для России, в этом особенности национальной литературы и вообще национального характера.
«Как стать писателем» – издал в 1999-м.
