зеваки, все выкрикивают проклятия шерифу и желают, чтобы он горел в аду. Вряд ли кто знает, кто он и за что осужден, достаточно и того, что шериф, любой простой человек ненавидит представителей власти… как, впрочем, и любой барон.
Когда выехали на площадь, он смутно подивился обилию богато и ярко одетого народу. Знать прибыла на дорогих повозках, множество дам с блестящими под вуалью любопытными глазами, им дают протиснуться поближе к эшафоту, чтобы не пропустили ни того, как будут вешать и удавливать, ни как будут дробить кости. Да и само четвертование зрелищно, как отрубание головы, так и расчленение тела на части, женщины смотреть на такое просто обожают и млеют от восторга. Особенно любят наблюдать, когда грубо выдирают ногти и кричащей от боли жертве медленно отрезают пальца по кусочкам.
Уже появились торговцы пирогами, пряниками, вином, фруктами, торговля идет бойко, у наблюдающих за казнью всегда от возбуждения хороший аппетит и румянец на всю щеку.
Навстречу дул холодный ветер, и, пока доехал, Гай продрог до костей.
— Накиньте мне на плечи плащ, — прохрипел он. — Хол-л-лодно… я дрожу, а могут подумать, что трясусь от страха…
Стражник молча снял свою накидку, Гай кивнул с благодарностью, сразу ощутив защиту от холода.
Двое стражей помогли ему перебраться через борт телеги, но и на земле он едва передвигал ноги. На эшафот, к своему стыду, не смог подняться, ступеньки слишком высоки, а в цепях ослабел так, что страшился потерять сознание, что могут счесть признаком трусости.
Двое дюжих стражников помогли ему взобраться на помост, там уже ждут трое: священник, палач и судья. Ему помогли встать на площадку под виселицей, надели на шею петлю, толстую, пеньковую.
Священник молча перекрестил его, судья-экзекутор спросил громко:
— Есть что сказать?
Гай прохрипел:
— Молитесь за меня, люди… Я делал все, чтобы вы жили… хорошо…
В толпе раздались озлобленные крики:
— Вешайте скорее!
— Ублюдок!..
— Сразу вырвать ногти!
— Нет, сперва выколоть глаза и отрезать язык!..
— Всех шерифов бы так…
— А что, соберемся и всем кишки выпустим и намотаем на дерево…
— Нет, удавим собственными кишками!
Палач сделал помощникам знак, веревка на горле Гая натянулась, он инстинктивно задержал дыхание, его подняли еще выше, ноги оторвались от земли, он выдерживал сколько мог, затем дыхание вырвалось из груди с жалобным всхлипом.
Он начал задыхаться, в глазах потемнело, он ощутил, как теряет сознание…
…и почти сразу его опустили на деревянный помост, под восторженный рев толпы вылили на него ведро ледяной воды.
Он вздрогнул, цепи зазвенели. Палач сказал довольно:
— Готов, можно снова!
Веревку надели на шею, она натянулась, выворачивая ему голову, узел расположили умело, чтобы ни в коем случае не пережал сонную артерию, а то помрет сразу и тем самым избегнет жестокого наказания.
Ноги оторвались от земли, на этот раз добавилась острая боль в шее. Он долго задыхался, наконец чернота небытия охватила всего, и когда снова услышал голоса и ощутил, что лежит на дощатом помосте, он простонал сквозь зубы: еще одно повешение, а затем самое лакомое для толпы, когда ему будут дробить все кости и отрезать пальцы, заставляя его смотреть…
В третий раз он ощутил особенно острую боль в шее, взмолился, чтобы это был конец, вроде бы слышал, как что-то хрустнуло, вроде шейные позвонки…
Его долго приводили в себя, он слышал встревоженные голоса, а вдруг перестарались с удушением, он же не почувствует, когда будут расчленять, а это неправильно…
Затем голоса стали громче, донесся конский топот, ржание, лязг металла. Кто-то закричал озлобленно, донеслись суровые голоса стражников.
Он сумел приподняться на локте и посмотрел на толпу. Раздвигая ее, как стадо могучих кабанов камыш, к помосту пробивается группа богато одетых всадников, а впереди… принц Джон.
Прибывшие с ним рыцари окружили эшафот, обнажив мечи, а принц торопливо поднялся по ступенькам, Гай перехватил его озабоченный взгляд.
— Я успел? — спросил принц. — А то меня уговаривали пропустить перед дорогой еще по кружке вина…
Гай промолчал, во рту запеклось, он чувствовал, что вот-вот рука подломится, упадет и уже не очнется, усилием воли заставил себя держаться, а принц подошел к краю помоста и крикнул громко и мощно тем командным голосом, которые унаследовали все Плантагенеты:
— Я, принц Джон, объявлен королем Ричардом единственным его наследником и правителем Англии!
В толпе кто-то растерянно крикнул «ура», остальные злобно молчали, только косились на рыцарей с мечами в руках и дюжих стражников с копьями.
Принц Джон сказал саркастически:
— Вижу, все вы мне безумно рады. Ну, а я, в честь своего возвращения в Англию, милостиво дарую жизнь и свободу этому осужденному!..
Судья угрюмо пробормотал:
— Но, ваше высочество, суд осудил его и вынес приговор…
Принц ответил беспечно:
— А я воспользовался своим правом помилования!.. У вас что-то еще?
Судья нехотя поклонился.
— Ваше высочество…
Принц повернулся к Гаю, покачал головой, Гай увидел в его глазах глубоко запрятанное сочувствие, но принц тут же помахал рукой одному из рыцарей.
— Сэр Ванвиг, заберите этого человека и доставьте в мои покои. Я по своей милости хочу сам узнать, в чем его вина. Если он преступил закон, то назначу ему наказание вдвое большее!
Рыцарь взбежал на помост, коротко поклонился.
— Ваше высочество, все будет сделано, как вы сказали.
— Рассчитываю на вас, сэр Ванвиг.
Глава 12
Через час Гай, уже освобожденный от цепей, вымытый и облаченный в дорогую чистую одежду, был доставлен в покои принца Джона, его заботливо усадили в кресло, куда указал принц, и ушли.
Принц сам расставил по столу серебряные чаши с изумрудами по ободку, налил французского вина, что явно привез с собой, придвинул на край стола к Гаю.
— Оживайте, сэр Гай, — посоветовал он. — Я еще на вас не наездился. Я еще крови попью, попью…
Гай сказал слабо:
— Как у вас?
— С Ричардом? — перепросил принц. — Да, встретились мы с ним в доме местного архиепископа, долго говорили. Я все объяснил, а Ричард… ну, не совсем же он дурак? Хотя его и называют королем с сердцем льва и головой осла. Словом, он все понял и даже назначил именно меня своим наследником. Хотя,
