или алебастра, и жизни муравьев в их естественных условиях в природе.
Любителям муравьев пришлось наблюдать и общаться с муравьями в парках, либо на своих участках и огородах, а то и закупать муравьев за рубежом, что разрешалось, но после этого выпускать их на волю на своем участке. Правда, в этом случае всегда возникали сложности, к примеру, местные муравьи тут же набрасывались на пришельцев и обычно быстро истребляли их, так как знают местность, скоординированы, уже привыкли защищать свою территорию, а новички растеряны, мечутся пока бестолково и гибнут, гибнут…
Обычно такой вот любитель муравьев, стараясь подготовить место для чужеземцев, за сутки протравливает местных муравьев, разоряет их гнезда и вообще всячески лишает их боеспособности хотя бы на период, пока иностранцы приживутся в заготовленных для них искусственных норах в земле.
В ответ на волну мирмекофильства стали раздаваться сперва отдельные голоса в защиту других насекомых, которых варварски скармливали муравьям, затем эти энтузиасты организовали партию «За справедливость», которую сперва отказались зарегистрировать, так как каждый второй создатель партии, движения или общества называет ее именно так, пришлось переименовать в «За справедливость в Мегамире».
Как оказалось, в магазинах живого товара, где торгуют сверчками, тараканами, богомолами, кузнечиками, экзотическими гусеницами и прочими-прочими милыми существами, предназначенными для украшения домашнего быта, мирмекофилы покупают этих несчастных созданий, чтобы разнообразить меню своим хищным извергам.
Волна протеста и горячих дискуссий в обществе привела не к запрету продаж сверчков или тараканов для еды муравьям, такое осуществить невозможно, просто сверчков в магазинах обязали продавать по одному в руки, в то время как мучных червей по-прежнему на вес. Попытка особо продвинутых защитников животных добиться свободы и признания прав также и мучных червей победы не принесла: политкорректность политкорректностью, но и до абсурда доходить не стоит.
Хорошим аргументом в споре, хоть и невольным, стало мое выступление в прессе, в котором я пояснил, почему все-таки муравьям отдается предпочтение, а не, скажем, сверчкам или бабочкам, проведя аналогию с людьми и коровами. Муравьи – социальные животные, как и люди, они разумны, хотя их разум совсем другого плана, а все остальные… ну, то же самое, что для нас коровы, овцы, свиньи, гуси, куры.
То ли связанная с этими событиями, то ли нет, но прошла волна демонстраций за предоставление человеческих прав китам и дельфинам. Корнилова это так возмутило, что он сразу же организовал широкомасштабную кампанию за предоставление человеческих прав муравьям. В отличие от тупых животных, типа китов или дельфинов, они так же, как и люди, занимаются не только охотой и собирательством, но и скотоводством, земледелием, строят сложные ирригационные сооружения, выращивают уникальные виды грибов с наибольшим процентом белка, человечество не в состоянии такие создать даже с помощью генной инженерии.
Только люди и муравьи освоили все климатические зоны, за исключением вечной мерзлоты, там нельзя строить норы: чем ниже – тем холоднее, и постоянная угроза затопления. Только муравьи и люди всеядны, только люди и муравьи живут таким высокоразвитым обществом…
– А пчелы, термиты? – крикнул кто-то из зала. – Осы?
Корнилов отмахнулся:
– У пчел и терминов слишком высока специализация, в то время как муравей может оставить одну профессию и начать заниматься другим делом. Хотя, конечно, хуже, чем по основной, но разве у людей не так?.. Ос вообще не стоит рассматривать как общество, это больше стая, как волки. Хотя и волчью стаю можно рассматривать как зачаток примитивного общества… Во всяком случае, волки стоят по социальной лестнице развития намного выше, чем коровы, козы, киты и дельфины.
– Но ниже муравьев?
– Даже сравнивать нельзя, – ответил Корнилов. – Муравьи конкурируют по сложности общества только с людьми. И даже воюют насмерть не только с муравьями других видов, но и с вчерашними сородичами, что отселились в прошлом году из их муравейника, но начали охотиться слишком близко…
В наше время все делается быстро, Интернет разносит искры пожара моментально по всему миру: прошло не больше месяца с момента первого скандала с муравьями и начала кампании по их защите, а уже все общества по защите животных отступили на задний план, их легко отодвинуло Всемирное Общество Защиты Муравьев, сумевшее доказать, что муравьи, как и люди, обладают разумом, благодаря чему создали свои высокоразвитые цивилизации. После этого Общество по Защите было переименовано в Общество по Связи, муравьи получили охраняемый статус.
Наши женщины за это время отыскали для себя ниши, что, вообще-то, нетрудно, работы у нас горы, у всех троих есть столы, доступ к вычислительным ресурсам, аппаратуре, уже проводят самостоятельные исследования по заданиям, правда, наших высоколобых.
Я время от времени проходил по кругу, заглядывая через плечо. Я же начальник и должен быть погонялом, хотя в науке это нонсенс, но все-таки так принято. А то вчера подошел к Люциферу, он что-то гоняет на мониторе, спросил:
– Во что режешься?
А он ответил, не отрывая взгляда от дисплея:
– Бегаю по старому Петербургу. Нужно очистить все уровни от старушек и отобрать у них проценты. Отличная графика!
Сегодня у него Крабовидная Туманность, а на соседнем мониторе – Конская Голова, страшноватая в жуткой красоте галактика. Я не рискнул спрашивать, какого Дарта Вейдера ищет здесь, если он биолог, только поинтересовался:
– С подачи Вероники Давыдовны?
Он пробормотал:
– Почему?
– Насколько помню, – сказал я, – она специалист по темной энергии дальних миров?
– Вообще темной энергии, – уточнил он. – Она в дальних мирах такая же, как и в нашей комнате. Мы купаемся в ней, мы сами состоим из темной материи на девяносто пять процентов, а темной энергии в нас так ваще! Словом, много.
От своего стола Вероника Давыдовна повернула голову в нашу сторону, словно поняла, что разговор о ней, но наткнулась на мой железобетонный взгляд и быстро опустила голову.
Люцифер как-то странно посмотрел на нее, тяжело вздохнул.
Я спросил участливо:
– Что случилось?
– Вероника, – пробормотал он, – да еще и Давыдовна.
– Что с нею? – переспросил я. – Умная, сдержанная, интеллигентная женщина… Это всех к ней привлекает.
– Вот-вот, – пробормотал он. – Меня тоже. Но когда голые… они все еще интеллигентные?
Я подумал, сдвинул плечами:
– Не знаю. Как-то не задумывался. Вообще-то, женщина вполне годится как заменитель мастурбации, правда! Но, конечно, это требует хорошей работы воображения.
Он ответил уныло:
– Вот-вот. А у меня все воображение уходит на то, чтоб представить себе эту темную материю в себе! А еще и черную энергию, что течет сквозь мое бренное и такое дырявое, оказывается, тело…
Когда человек хвастается, что не изменит своих убеждений, он обязуется идти все время по прямой линии, – это болван, уверенный в своей непогрешимости. Принципов нет, а есть события; законов нет – есть обстоятельства; человек высокого полета сам примеряется к событиям и обстоятельствам, чтобы руководить ими.
Я вообще-то считаю себя принципиальным и стойким в убеждениях, никогда им не изменяю, это они меняются под воздействием хай-тека, моды, экономики… и вообще всего, что обтекаемо называем временем, так что вроде конфликта нет ни в том, что в наш мужской коллектив вошли почти одновременно четыре женщины, все равно нас двенадцать, в случае чего поборем, ни в их довольно быстро растущем возвышении из золушек, как только начали доказывать свою нужность и даже в некотором роде
