Она усмехнулась и опустилась напротив. Ее взгляд не оставлял моего лица, сперва встревоженный, потом в нем появилась привычная насмешливость красивой уверенной в себе женщины.
Тонкий пояс придерживает полы на уровне талии, но выше разошлись, открыв безукоризненные груди. Я прихлебывал кофе и жадно хрустел печеньками, пожирая их, как семечки, старался смотреть ей в лицо и не опускать наливающийся тяжестью взгляд.
– Очень плохо? – произнесла она участливо.
– Почему это? – удивился я. – У меня все хорошо.
– У тебя такое лицо…
– Какое?
– Будто кто-то очень большой и сильный побил тебя большой палкой. И ты готов отступить…
Я фыркнул:
– Кто такое сможет? Я – победитель!.. Я победил триста пятьдесят миллионов человек, разве это не доказательство моей мощи? Так почему же я сейчас должен отступать, когда все проще и легче?
Она посмотрела с недоумением, долго морщила лоб, двигала бровями, даже губами пошевелила, что-то высчитывая или извлекая из пластов памяти, наконец спросила с подозрением:
– Это когда же ты победил в такой суровой схватке? Что-то не припоминаю.
– А ты знаешь обо мне так много?
– Все, – ответила она скромно.
Я сказал победно:
– Разве не я примчался первым, расталкивая других, к яйцеклетке, проломил стену, продрался через отверстие и тут же заделал за собой, чтобы другие не перли следом?.. Я – герой, сверхчеловек, победитель!.. Так почему же теперь отступлю?.. Нет, Эльвира, мы пойдем дальше. Просто… теперь понимаю насколько проще идти по уже протоптанной тропе!.. ну да это ладно. Скажи, как ты почуяла, что я проснусь? И что мне отчаянно захочется кофе?
Она пожала плечами:
– А разве такое можно объяснить? Просто почуяла. Приготовься, сегодня из телевидения придут брать у тебя интервью. Насчет чипов «Омега».
– Зачем? – спросил я. – И с какой стати?
– Надо просвещать народ, – пояснила она. – А также людей.
– Почему не знаю ни о каком интервью?
– Милый, – пропела она укоризненно, – зачем тебе о таких мелочах? На это есть извозчики. Я – твой извозчик.
Я буркнул:
– А я хто? Лошадь?
– Ты мой господин, – сказала она так ласково и чарующе, что я при всей настороженности не уловил злобной насмешки. – И я тебя повезу, куда изволишь. И ноги укрою пледом…
– И они сразу отсохнут? – спросил я с подозрением. – Иди-иди, ведьма.
Она улыбнулась, убрала пустую чашку и блюдце на поднос и ушла, очень довольная. Я тупо смотрел вслед и пытался понять то, что она давно поняла: раз втыкаю шпильки и пинаю шуточками, то между нами уже рухнула ледяная стена, которую я старательно возводил все годы.
Продолжая отвечать на вопросы, невольно подумал про эти самые чипы, о приходе которых говорят с таким страхом. Мало кто понимает, что присутствуем при последнем акте великой драмы. Все века наши мысли и чувства кипели в водовороте страстей взаимоотношения полов, с древности до нашего времени дошли трагедии на эту тему, а современные пьесы и фильмы почти неотличимы по глубинной сути от средневековых и даже античных постановок.
Все посвящено загадкам и сложностям взаимоотношений, возникали сложные культурные феномены типа «Замужняя женщина и любовник», возрос и успешно развивался жанр куртуазного романа, всем был понятен шекспировский Отелло… и вдруг теперь все оборвется, исчезнет, не будет загадок, все разрешено и все позволено…
Вчера был шок, когда брали предпоследний рубеж: смогли не только видеть друг друга через спутниковое наблюдение и видеокамеры, вмонтированные в одежду, но и – подумать только! – разговаривать и видеть окружение того, с кем разговариваем. На этой почве часто возникали скандалы и даже разводы, но сейчас вот-вот всех нас накроет лавина страстей, когда сможем читать мысли, видеть образы в мозгу другого человека, чувствовать то, что он чувствует к тебе на самом деле, а не то, что говорит, и в чем так горячо убеждает…
Я вышел из кабинета и предупредил, что скоро приедут телевизионщики, чтобы подобрали слюни и застегнули ширинки, и вообще под камеры не лезли, как чарличаплины, будет короткое интервью, я сам расскажу, какие вы здесь орлы, вон все вещи из дерева исклевали, надо бронебойным лаком покрыть…
Кириченко сказал живо:
– Шеф, а пусть даст интервью за вас Урланис?
– Почему так?
– А он до свинячьего писка его страшится, – объяснил Кириченко. – Телевизионщикам же страшилок нужно побольше? Вот он и поднимет им рейтинг!
Я повернулся к Урланису:
– Никогда не поверю. Такой слон и вдруг…
Он взглянул исподлобья и сказал зло:
– Вам все шуточки, но ведь в самом деле все рухнет! Все!
– Что все? – спросил я.
Он сказал с напором:
– Все это гигантское нагромождение лжи, которую мы не называем ложью, так как это часть жизни, без нее нельзя, а когда слишком уж откровенная, то для этого придуманы оправдательные ярлыки: «ложь во спасение», «ложь во благо»… Ведь даже комплименты – ложь!
Я буркнул:
– Что-то подобное слышал от Вертикова. Хотя да, если даже ты о таком заговорил…
Он окрысился:
– Что я, что я? Дубоголовый? Тупой, как пробка?.. Вы с Киричем просто быстрее схватываете, зато я лучше понимаю, как использовать, а вы… мотыльки сраные!
– Не горячись, – сказал я миролюбиво, – просто ты для нас всегда был олицетворением миропорядка. Как столб, на котором все держится, как Атлант, что держит небо на каменных плечах. А сейчас вот и этот столб зашатался…
Вошла, пахнущая улицей и солнцем, Вероника Давыдовна, остановилась, давая себя осмотреть, неспешно пошла к нам, улыбаясь во весь рот.
За прошлые выходные она ухитрилась сделать себе огромную задницу, просто невероятную, и крохотную грудь, теперь хирурги работают быстро, а такая диспропорция сразу привлекает к ней внимание.
Когда она выходит куда-либо на высоких каблуках, даже самые пресыщенные сексуалы провожают заинтересованными взглядами, а уже этого достаточно, чтобы любая женщина воспрянула, расцвела, а домой вернулась с довольным возгласом: «На меня мужчины так смотрели, так смотрели!»
Сразу ухватив суть разговора, она с достоинством заявила:
– Я не против чтения мыслей, ничуть! Но вот мне все-таки нравится, когда мужчины подтягивают животы при виде женщин!.. Хотя да, вы правы, сейчас все будет еще честнее, но мне почему-то хочется, чтобы от меня хоть что-то да скрывали. Хотя бы вот эти свисающие животы.
Кириченко спросил скабрезно:
– Хотя бы?
– Да, – отрезала она. – Но лучше… если скроют и прочее, что мне не совсем… по вкусу. Если мой муж переспит с кем-то в командировке, то лучше пусть молчит. А какой бы я сонной и неопрятной ни была с утра, пусть лучше скажет, как хорошо выгляжу.
Он уточнил с недоверием:
– Хотя сама видишь себя в зеркало?
