Эмма села за руль, а пока снимала туфли, я обошел машину и сел рядом. На девушку приятно смотреть даже сейчас, когда она, сдвинув бровки и чуть закусив губу, умело выбиралась из затора на стоянке, где машины стоят впритык, загораживая дорогу, а возможность проехать чисто теоретическая.
Я бы не смог выбраться и после месяца тренировок, но Эмма умело маневрировала, подавала машину назад, выкручивая руль, наконец мы выбрались на простор и понеслись по автомагистрали.
Я поинтересовался:
— А ваше руководство не опасается, что, получая такую зарплату… скажу честно, дикую в сравнении с той, на которой сидел, ударюсь в загулы? Да еще и роскошная машина… Только красивых женщин возить! Даже роскошных. Под стать машине.
Она улыбнулась, но глаза оставались серьезными.
— Нет, не опасаются.
— Почему? Это было бы нормально.
— Но вы ненормальный, — ответила она. Мне показалось, что она добавит словами Кронберга, что мы все в этой фирме ненормальные, но она лишь обронила: — Нас всех видят как облупленных. И заранее, как вы уже убедились, просчитывают наши поступки и даже слова.
Мне почудилась в ее словах грусть, я поспешил утешить:
— Поступки просчитать нельзя. Просто у всех у нас есть приоритеты, которые легко заметить. Меня, к примеру, в казино на цепи не затащить, но легко западаю на виртуальные игры. А если мир попадается красочный, то могу сидеть там сутками.
Она лукаво улыбнулась:
— А как же ваша наука?
Я вздохнул:
— Только наука оттуда и выдергивает. Стоит вспомнить, что геройствую в виртуальных мирах за счет реальной науки, так и начинаю выкарабкиваться. Так что работа — мой приоритетный наркотик. Она перебивает все остальные!
— Вот это и заметили, — сказала она тихо. — И женщины вас не окрутят. Как казино, алкоголь, наркотики или даже баймы четвертого поколения.
— Уже есть пятого!
— Еще нет, — уличила она. — Только аннонсировали первую! «Территория» делает «Троецарствие- 2».
— Все ты знаешь, — сказал я восхищенно. — Я именно это и хотел сказать!
Она хитро заулыбалась:
— Что я все знаю?
— И это тоже.
В ее голосе, когда сказала о неокручиваемости работников нашей фирмы, словно бы прозвучало некоторое осуждение. Все-таки в мужчинах как бы ценится, как мы сами считаем, лихость, что вообще-то от слова «лихо», а лихо — это беда, несчастье, безрассудная дурость. Мы гордимся своим умением наступать на грабли, даже на грабельки, неумением обходить стены и вообще препятствия, хвастаемся расшибленными головами и тем, что вчера перепили, а сегодня с утра блюем.
— Но я уже окручен, — возразил я, защищаясь. — Еще как окручен!
Она тихо и загадочно улыбнулась.
— Вон мой дом, — сказал я. — Тот, что с игровым клубом в торце.
Она посмотрела внимательно, скорость не сбавляет, я выждал, когда почти поравнялись с домом, сказал:
— Спасибо, что подвезла!
— Какой подъезд? — спросила она.
— Да я тут выйду, — запротестовал я. — Чего тебе сворачивать и пробираться, там плохой проезд…
— Какой подъезд?
— Четвертый…
Она остановила машину, выждала, пока на противоположной стороне прошел поток, и свернула, лишь тогда пояснив:
— Не могу я вас оставить переходить улицу!.. Тут такое движение. И вообще, Евгений, привыкайте, что вас должны подвозить именно к подъезду. И дверь раскрывать перед вами.
— Ого!
— Вот-вот, — сказала она строго и тут же мило улыбнулась. — Сами можете открывать двери только перед такими милыми куколками, как я.
Машина остановилась у моего подъезда, я проговорил неуклюже:
— Может быть, зайдем ко мне? Чашечку кофе…
Она улыбнулась:
— В другой раз. Но спасибо за приглашение!
Я остался на асфальте смотреть, как она довольно уверенно лавирует в узком проходе между припаркованными где попало автомобилями, затем выехала на шоссе и понеслась, набирая скорость.
В душе осталось ощущение праздника. Я даже понюхал рукав, чуть-чуть пахнет ее духами.
Глава 5
В старину самые знаменитые разбойники, чувствуя старость и приближение смерти, завещали награбленное монастырям и просили монахов молиться за их грешные души. Да и не только знаменитые, просто мы не знаем, когда родились те или иные великие злодеи, но в истории остались даты их смерти, а также баснословные суммы, пожертвованные монастырям, занимающимся благотворительностью. Великие преступники как бы возвращали людям то, что у них когда-то отняли.
Современные миллиардеры, устав от бизнеса, учреждают свои благотворительные фонды, куда сбрасывают десятки, а то и сотни миллионов долларов в целях оказания помощи бедным, бродячим собакам, спасения пингвинов, борьбы со СПИДом и наркоманией. Тоже как бы замаливая грехи, что когда-то топтали всех на пути к успеху, калечили и вообще не церемонились.
Так что мое удивление насчет огромного жалованья хоть и понятно, но беспочвенно. Все-таки мы занимаемся хоть и благородным делом, но малоэффективным. Правда, в моем случае лечим не сами симптомы, а именно болезнь, так что лично мне такой высокий оклад назначили как бы не совсем зря.
Вся эта психотерапия прокручивалась у меня в мозгу, когда утром брился, чистил зубы, наспех завтракал и перед зеркалом повязывал галстук.
Машина пока на стоянке, у меня нет пары лишних дней на регистрацию, получение номеров, техосмотр и прочие заморочки. Так что на автобусе и метро с пересадками я добрался за четверть часа до начала работы.
Охранник кивнул, Валькирия из «Нибелунгов» по имени Тина уже за своим столом подправляет макияж, мне кивнула, как старому знакомому. Эммы еще нет, я чуть ли не на цыпочках прошел к своему кабинету, робко открыл дверь, будто опасаясь, что там кто-то уже сидит.
Экран засветился от прикосновения к сенсорной пластинке, никто, кроме меня, его не запустит, класс. Та-а-ак, скорость скачивания… ни фига себе, что у них тут за мощности?
Через четверть часа, окончательно ошалев, я кликнул на иконку с лицом Глеба Модестовича. Она расширилась на экран, Глеб Модестович пересматривал бумаги, на вызов вскинул голову.
— А, Евгений Валентинович… Вопросы?
— Вопросы, — подтвердил я виновато.
— Не стесняйтесь, — ответил он. — У всех много вопросов. А у нас есть ответы!
— Но у меня дурацкие, — предупредил я.
— У всех поначалу дурацкие, — успокоил он. — Слушайте, мой кабинет в конце коридора. Вы его увидите сразу.
