– Вольфрам, – выдохнул Тангейзер жарко, – какой же ты молодец! Как много ты сумел за это время!.. И не опускай глазки, завоевывать сердца людей гораздо важнее, чем их земли.
Рыцари довольно заорали и подняли кубки за здравие Вольфрама и за его песни. Ландграф наблюдал за всеми с улыбкой, помалкивал, наконец чуточку наклонился в сторону Тангейзера.
– Вы сейчас, – поинтересовался он деловито, – направляетесь в какие земли?
– У меня где-то дальше к северу поместье, – объяснил Тангейзер. – Правда, я его еще не видел…
Ландграф вскинул брови, да и все заинтересовались, прислушались со всех сторон.
– Как это? – спросил ландграф.
– Его светлость Фридрих Воинственный, – сказал Тангейзер, – пожаловал его мне там, в Святой земле.
Ландграф спросил с интересом:
– Вот так взял и пожаловал?
– Да, ваша светлость.
– Гм, – сказал ландграф, он испытующе всматривался в спокойное лицо Тангейзера. – Обычно жалуют за что-то, как я понимаю. И все тут со мной, как вижу, согласны. Не так ли?
Рыцари зашумели:
– Еще бы!
– Просто так можно получить только трепку!
– В кости выиграл?
– За что-то же дали…
Тангейзер ответил неохотно:
– Я оказал герцогу небольшую услугу…
– Небольшую? – переспросил ландграф. – Совсем крохотную? Пустячок прямо?
Тангейзер кивнул.
– Верно.
– Какую же? – спросил ландграф, все вокруг затихли. – Признавайтесь, фрайхерр! Все тут хотят получать имения за пустячки!
Рыцари захохотали, послышались возгласы:
– Я точно хочу!
– И я не откажусь!
– Тангейзер, поделись секретом!
– Был бой, – ответил Тангейзер совсем нехотя. – Я спас герцогу жизнь. Его сбили с коня, убили оруженосца, он один сражался против целого отряда, его уже ранили… Я подоспел в последнюю минуту.
Рыцари довольно зашумели, ландграф воскликнул:
– Так это же подвиг!
Тангейзер покачал головой.
– Это нормальное поведение рыцарей, когда бросаешься помогать попавшему в беду собрату, даже когда ты один, а против тебя целый отряд.
Вольфрам сказал с гордостью:
– Тангейзер всегда побеждал в турнирах! Как с копьем, так и с мечом.
Тангейзер кивнул.
– Нам просто повезло. Сарацин было много, но воинами оказались никудышными. Мы с оруженосцем порубили половину, остальные ускакали. Рыцарь, которого я спас, снял шлем и сказал, что он – герцог Фридрих Воинственный, только что прибыл из Германии. На другой день он подарил мне поместье… теперь вот хочу посмотреть, за восемь лет не перебежало ли в Брабант или Саксонию?
Все довольно шумели, взревывали, из-за стола не выпускали, такое событие нужно обмыть вином, чтобы все шло хорошо.
Ландграф, как видел Тангейзер, посоветовался с Вольфрамом и сказал приветливо:
– Но раз уж вам повезло встретиться с другом детства, с вашей стороны будет нехорошо сразу же отправиться дальше.
– Ваша светлость!
Ландграф покачал головой.
– Имение, что ждало вас восемь лет, подождет еще недельку.
– Ну, – пробормотал Тангейзер, – все-таки ждало довольно долго. Лучше я поеду…
– Погостите у нас, – предложил ландграф. – Здесь лучшие миннезингеры, вам понравится!
– Нет-нет, – запротестовал Тангейзер, – я не буду злоупотреблять вашим гостеприимством!
– Вы слишком деликатны, – сказал ландграф с некоторым неудовольствием. – Но тогда я велю собрать вас в дорогу. Конь у вас хорош, но вам пригодится и запасной, я подарю вам очень хорошую выносливую лошадь.
– Спасибо, ваша светлость, – ответил Тангейзер с чувством. – Я отправлюсь на рассвете…
Головы рыцарей начали поворачиваться в сторону лестницы, Тангейзер тоже посмотрел в ту сторону, и язык прилип к гортани.
Там, на вершине, появился, как ему почудилось на долгое мгновение, ангел небесный в виде прекрасной светлой девушки. Она начала спускаться, грациозно и бесшумно ступая по красной ковровой дорожке, подол длинного светло-голубого платья волочится по ступенькам, падая красивыми волнами, башня солнечных волос целомудренно укрыта шелковым платком, что укрывает всю голову, оставляя открытым только лицо, безукоризненно чистое, нежное, с мягкими чертами существа бесконечно доброго, всепонимающего и всепрощающего.
Он вскочил из-за стола и, подбежав к лестнице, с поклоном подал руку, сводя с последних ступенек. Она подала ему руку замедленно, словно опасалась, что снова ее пнет, как было девять лет тому, когда она пыталась присоединиться к их мальчишечьим играм с Вольфрамом.
Рыцари, он чувствовал, ревниво нахмурились, этот жест он подсмотрел в Святой земле у французских рыцарей, первыми его начали повторять англичане, а германцы то ли еще не видели, то ли, как самые стойкие и консервативные, не спешат перенимать всякие галантные штучки. Рыцарь по-германски – это прежде всего сила и отвага вместе с доблестью и верностью, все остальное – мелочи, недостойные мужского внимания…
– Дорогой Тангейзер, – произнесла она таким же чистым, как горный ручеек, и слегка звенящим голосом.
– Елизавета, – выдохнул он жарко.
– Похоже, – сказала она задумчиво, – вы не совсем забыли меня, наш старый друг?
Конечно же, он забыл и ни разу не вспоминал, с чего вдруг, ей было всего семь лет, но сейчас узнал моментально, во всей Германии не найти девчушку с такими светлыми, как вода горного ручья, глазами, большими и доверчивыми, обрамленными густыми ресницами, с огромной массой золотых волос в крупных кудрях, такого безукоризненного личика с подчеркнуто смягченными чертами…
Он провел ее к столу, отодвинул стул и усадил, а лишь потом, отвесив почтительнейший поклон, возвратился на свое место.
Рыцари смотрели на него, кто презрительно, что за новомодные штучки, другие с неудовольствием, а самые молодые – с завистью. Ему показалось, что Елизавета несколько смущена его появлением и тем пристальным вниманием, что оказывают ей рыцари.
Вольфрам, как он заметил сразу, откровенно пожирает ее жадным взглядом, остальные отстают немногим, даже престарелый Битерольф, могучий гигант, при взгляде на нее гордо расправляет плечи и заметно подтягивает живот.
И сейчас от ее облика веет добротой, участием и состраданием, хотя она мягко улыбается, шутит, тоже поднимает кубок в ответ на приветствия в ее адрес.
– Елизавета, – проговорил он с сильно стучащим сердцем, – я просто… просто не знаю… что сказать…
– Вот и молчите, – посоветовал грубый Шрайбер.
