Глава 7
За столами возбужденно шумели, Тангейзер видел раскрасневшиеся лица и блестящие глаза. Кубок вообще-то продать можно тоже, но уже в самом крайнем случае, он же будет из чистого серебра, а на драгоценные камешки ландграф тоже не поскупится, честь не позволит, так что это тоже огромные деньги…
Битерольф величаво поднялся, прогрохотал таким могучим басом, что по всему залу затрепетали огоньки свечей.
– Ваша светлость! Ваша светлость!.. Дозвольте слово?
Ландграф снова поднялся, простер руки.
– Тише, тише!.. Дайте нашему любезному другу Битерольфу сказать нечто важное.
Битерольф вышел из-за стола, театральным жестом раскинул руки и поднял лицо кверху, словно обращаясь к Господу.
– Пять тысяч серебра… Драгоценный кубок… это все вещи! Пусть драгоценные, но – вещи.
Ландграф ответил с улыбкой:
– Верно. Вещи. А если что-то лучше?
Битерольф наклонил голову.
– А что, – проревел он мощно, – если назначить в качестве приза такое, что всколыхнет всю Тюрингию и заставит о нем говорить во всех городах и селах, будь эти миннезингеры рыцари, купцы или простолюдины?
Все смотрели заинтересованно, а ландграф сказал с улыбкой:
– Дорогой друг, вы доказали, что умеете держать внимание большого зала. Теперь скажите, на что вы намекаете?
Битерольф изумился столько же подчеркнуто эффектно.
– Намекаю? – прогрохотал он. – Да я указываю на традицию, что так живуча во всех народных сказках и даже рыцарских преданиях!.. Так покажем же народу верность традиции! Пусть увидят, что все было правдой!
– Ну-ну?
– Прошу вашу светлость, – сказал Битерольф с пафосом, – назначить в качестве высшего приза…
– Стоп-стоп, – вскрикнул пылкий Эккарт, – а как же пять тысяч?
– А кубок? – спросил кто-то.
Битерольф покачал головой.
– Ну что вы все вперед забегаете? Все останется, как и сказал наш великий и гостеприимный хозяин. А этот приз, хоть и превосходит всех и все по стоимости, все равно рано или поздно пришлось бы отдать…
Наступило молчание, Тангейзер не сразу догадался, почему взоры рыцарей начали обращаться в сторону Елизаветы. Она тоже сперва не поняла, затем ее щеки залил жаркий румянец, она посмотрела так беспомощно, что ему страстно захотелось броситься к ней, расшвыривая гостей, и прижать к груди, успокаивая и уверяя, что он, рыцарь-крестоносец, не позволит с нею поступить вот так бесчеловечно.
– Да-да, – сказал Битерольф с прежним пафосом, – я говорю о руке прекрасной Елизаветы!.. Победитель турнира получит ее руку!.. Прошу вас, ваша светлость, не отвергайте с ходу. Вы поймите, что я имею в виду.
С этими загадочными словами он вернулся к столу и, пододвинув свое кресло, грузно опустился на сиденье.
Тангейзер видел, что ландграф напряженно размышляет, затем его немолодое лицо озарилось озорной усмешкой, словно сбросил с плеч десятка три лет.
– Вы правы, – сказал он весело, – дорогой друг! Это хорошая идея. Мы принимаем ее.
– Великолепно! – вскрикнул Битерольф с места.
– Вы только обдумайте, – сказал ландграф, – как ее объявить… и пусть весть об этом облетит всю Тюрингию!
Шрайбер и Эккарт особенно радовались, обсуждая предстоящий турнир, но в то же время и яростно спорили, размахивая руками и живо блестя глазами.
Тангейзер сказал им с беспокойством:
– Пять тысяч марок серебра и кубок – да, прекрасно, но вот с рукой Елизаветы он, на мой взгляд, перегнул в своей непомерной щедрости!
Шрайбер протянул издевательски:
– Да ну?
Тангейзер сказал раздраженно:
– Она человек, заслуживающий уважения, а не только любви и ласки! Нельзя ее отдавать, как корову на базаре!
Шрайбер нагло хохотнул, а деликатнейший Эккарт посмотрел на Тангейзера в удивлении.
– Дорогой друг, вас так давно не было… вы и в самом деле настолько поэт, что не видите реалий?
– А где здесь реалии?
Шрайбер снова хохотнул и воздел руки к небу, а Эккарт пояснил Тангейзеру со снисходительной жалостью:
– Неужели вы всерьез думаете, что вот так можно прийти в замок ландграфа, спеть лучше всех, взять за руку его любимую племянницу и увести с собой?
– Судя по готовящимся правилам, – пробормотал Тангейзер настороженно, – именно так и будет.
Эккарт покачал головой.
– Я люблю вас, Тангейзер. Хоть вы и повидали мир в странствиях, но вы еще ребенок, душа ваша чиста. Вы не заметили, что ландграф, приняв идею Битерольфа, ему же и поручил подготовить объявление?
– Ну…
– А в том объявлении будут, – сказал Эккарт уверенно, – некоторые малозначащие уточнения и ограничения, которые все сочтут правильными. Ну, например, что участвовать в состязаниях поэтов могут только рыцари…
Тангейзер прервал:
– Да какая разница?.. Рыцарь, пусть даже самый знатный, не лучше простолюдина, если берет ее как приз, а не по любви!
– Все верно, – сказал Эккарт, – но я скажу вам то, что вы, наверное, еще пока не знаете. Лучший из миннезингеров Тюрингии – это фрайхерр Вольфрам, ваш старый друг!.. Он давно и нежно любит Елизавету, а она, как все видят, к нему тоже весьма благосклонна, как к другу ее детских лет, что сумел остаться таким же и до сего важного дня.
Тангейзер ощутил болезненный укол в груди, но постарался не показать свои чувства, сказал с тем же жаром:
– Но вдруг кто-то сумеет выступить лучше? Вдруг чья-то песня покажется интереснее и ярче?
– Как вы себе это представляете? – спросил Эккарт.
– Вы знаете как, – ответил Тангейзер сердито.
Эккарт сказал мягко:
– Дорогой друг, я вижу, как вы волнуетесь и переживаете за своего друга, но спешу напомнить вам, вы же не новичок, что миннезингеры вот так из ниоткуда не появляются. Они сперва долго учатся, многие бросают это дело, а лучшие из лучших начинают петь на мелких ярмарках и базарах. Потом начинают скитаться от замка к замку с песнями. Их, покормив и напоив, выталкивают, и они идут дальше…
