в одну сторону, даже как бы присел чуть, зато усиленно наращивает колючки, торопливо выдвигает из главного стебля дополнительные веточки, перекрывает все доступы, чтобы никакой зверь не дотянулся до малинового цветка…
– Ого, – сказал я, – как он быстро…
Рядом с пышным цветком намечаются бутончики, что растут буквально на глазах, жадно наливаются жизнью, набухают, и вот уже через неделю сами будут принимать бабочек, стрекоз, а потом там созреют семена, и…
Карелин долго наблюдал за моим лицом, сказал просто:
– Вот здесь и живет. Может даже размножаться какое-то время, пока колючие заросли не станут слишком уж раздражать местных.
– И когда, – добавил я, – растущее раздражение не перерастет в нечто другое.
– Верно-верно. А наш народ недаром называют народом-богоносцем… Мол, долго терпит, зато потом больно бьет. Нет чтобы к врачу вовремя. Так дождется, что начнет смердеть, как от трупа, только тогда зайдет в аптеку и купит что-то вроде аспирина. И не понимает, почему даже аптекарь посылает сразу на операцию.
Я спросил тихо:
– Это и мне советуете?
Он покачал головой, лицо потемнело, но в глазах появилась несвойственная старому учителю суровость.
– Я смог себе позволить пересадить сорняк, понимаете? У меня много свободного времени, я не стеснен в средствах. Но будь на моем месте любой дачник, замученный работой, семьей, растущей дороговизной, у которого сын пьет и шляется со шпаной, а дочь-школьница приходит с вечеринок под утро и в трусиках наизнанку, он просто срубил бы этот чертополох, не задумываясь. И сжег бы остатки. Понимаете?
Челюсти мои сомкнулись в капкан, в висках молоточки застучали громче. Я беден, страна моя бедна, мы опустошили себя, свои ресурсы, пытаясь построить коммунизм – светлое будущее для всего человечества. Сейчас нам не по силам бережно выкапывать со всеми предосторожностями сорняки и высаживать в диком лесу, подальше от цивилизации. Если это может себе позволить сытая и ухоженная Швейцария, если может, конечно, но уж никак не Россия…
– Да, – сказал я с горечью, – вы хорошо ткнули меня носом в то, что жизнь – не математика. И решений у одной проблемы может быть много. Все они зависят от нашего уровня, нашего богатства, менталитета, возможностей. Но Россия сейчас – как тот замученный работой и вообще жизнью дачник на приусадебном участке.
Он произнес сочувствующе:
– Крепитесь. Что еще могу сказать? Только – крепитесь.
– Вся беда, – сказал я с горечью, – что я не силовик. Я стар, Генрих Артемович, я в самом деле стар…
Он гордо усмехнулся и расправил плечи:
– Вы? А кто же тогда я?
– Вы всегда молоды, – вздохнул я. – Как вам это удается, не знаю. А я стар и годами, и взглядами. Устаревшими допотопными взглядами гуманиста, взращенного на идеях добра и просветительства. Мол, если к людям с добром, то все приложится. Сейчас же Время Топора, увы…
Он смотрел с грустью и сочувствием.
– Крепитесь, – повторил невесело, развел руками, улыбнулся с неловкостью. – Крепитесь. В кои-то веки избрали умного президента… и что же, сразу в кусты? Или за спину бригадного генерала?.. Вы останетесь демократом, Дмитрий Дмитриевич.
– После того, как вырублю чертополох? Генрих Артемович, я ведь знаю, что розы, которые вы выращиваете, всего лишь чуть-чуть окультуренный дикий шиповник, который проклинают люди и звери, в лесу обходят стороной, а вблизи домов рубят, жгут, истребляют всеми способами.
Он сказал тверже:
– Вы останетесь демократом, хотя вам и придется пользоваться властью… как властью. Дмитрий Дмитриевич, для России все формы правления гибельны, кроме диктатуры! Это я вам говорю, демократ и общечеловек, который в шестидесятые завершил капитальный труд о формах правления, за что на двадцать лет угодил в лагеря. Во главе России должен стоять, как это ни парадоксально, демократ, пользующийся диктаторскими полномочиями.
Я смолчал, отвечать очень не хотелось. Нет, возразить очень хотелось, но я не видел весомых доводов.
Глава 14
В лесу начало медленно темнеть, я наконец оторвал взгляд от чертополоха, огляделся. Темнота сгущается быстро, охранники за деревьями глаза выколют о сучки.
– Ничего, – отмахнулся я в ответ на вопросительный взгляд Карелина, – у них приборы ночного видения. Они уже засекли всех жуков, а дятлов держат в прицелах. Но вы правы, возвращаемся, я уже чую слоносбивающий запах борща.
– Учуяли? – удивился Карелин. – Значит, в самом деле проголодались.
Я пощупал брюхо, боль в желудке отступила, странно, прекратилось даже назойливое жжение, а от рези не осталось и следа, желудку не до того, раздвигает края, чтобы поместилось борща побольше, побольше.
– Только диктатура!.. – сказал он по дороге настойчиво, словно вколачивая гвозди. – Не будет диктатуры – России не выжить. Это понятно всем, так что давайте не лицемерить: все, кто говорит о политкорректности и государственном устройстве по типу, скажем, Дании или Голландии, прекрасно
