И тут же мысленный голос дэва утих, больше Придон не уловил ни слова.
Он вынырнул из океана боли, глаза снова увидели ту же комнату. Тела своего Придон не чувствовал, даже веки не мог опустить, так и смотрел сквозь боль и жуткую резь в глазах. Старый седой дэв все еще в комнате. Отлучался или нет, Придон не видел, но дэв выглядел измученным, словно пытали его самого, будто это его пропустили через костедробилку, а потом жгли на незримом огне.
Потом зазвучали голоса, в поле зрения появился Щаге Райк.
– Ну что? – услышал Придон. – Расхрустеть его не расхрустить?
Старый дэв покачал головой.
– Он… отдан кому-то. Очень отдан. А любовь – это самое сильно ведарство. Она разом полонит голову, сердце и тело. Отданный уязвим лишь от того, кого любит. От всего остального – укрыт, как никто.
Щаге Райк фыркнул:
– И от удара его же рубилом из железа? По темени?
Седой дэв брезгливо отшатнулся.
– Глаголишь, как эти грязные варвары!.. Запечатлеваю тебе: он укрыт от любой магии, любых охотей, любых возникалищ. Ему беназдно горы золота или целые окерты. Его безназдно умызивать любыми женщинами…
Щаге Райк снова фыркнул:
– Любыми? Хочешь речь, что даже Орлидия, ся у тех полузверей зныкалила богиней любви… не сумеет се зачаровать?
– Он уже зачерен, – терпеливо сказал старый дэв. – Сам себя зачерил, своей волей. Эти черы укрывают от всех других черов. Его убить – да, победить – нет.
Они говорили между собой, на него внимания обращали не больше, чем на раздавленную муху, голоса звучали ровно, монотонно, Придон вслушивался в эти странные слова, и постепенно понятными становилось все больше и больше слов, наконец он уже понимал все, словно дэвы с самого начала говорили на его языке.
– Та, – спросил Щаге Райк, – ради которой он… далеко?
– Очень, – ответил старый дэв. – Даже не эгеню, где, за какими горами, морями или пустелями. Но разлука для любви, что уже и не любовь, а Великность, что ветер для огня. Слабый гасит, сильный – раздувает. Да и вообще, любовь, что боится длинностей или щитностей, – не Великность. Во всяком случае, я легко проткну щитность такой Великности хоть пальцем.
Щаге Райк кивнул. Лицо было угрюмым.
– Я вем. Напротив, длинность только усиливает власть тех, кого мы любим. И усиливает щитность.
Старый дэв долго задумчиво смотрел в неподвижное лицо варвара.
– Не понимаю… Вот он, полузверь, но… как он может? Ведь, Щаге Райк, наша вщентность в том, что в нас, Настоящих, мертится сама Великность, даже простая любовь. Онейшая боль нашего кровства не в том, что гибнем, не в силах приникнуться к жизни в мире с этой страшной сводящей с ума Луной… из каких бездн тьмы только взялась на гибель нашего народа!.. а в том, что стушеваем любить. А люди без сего быстро беднеют, обертаемы в полулюдей, упрощаются, а затем и вовсе… Не вем, но мне жутно и гадно думать, что у сех полузверей может выникнуть то, что гинет в нас.
Щаге Райк долго всматривался в лицо варвара.
– Все-таки он зверь, – обронил он со вздохом. – Хищный, плотоядный. Не могу поверить!..
Старый дэв сказал тихо:
– Если к нему пришла Великность… что мне кажется тоже дивнонесбытным, то она изменит его до неузнаваемости. Помнишь, великого Энкиду из зверя превратила в человека?
– Зато Ахримана из человека – в зверя.
Старый дэв отмахнулся.
– То была не любовь, а совсем другое! Ты знаешь, что было с Ахриманом на самом деле. Это стало для многих уроком… Ладно, что делать с варваром?
– А что предлагаешь ты?
Старый дэв ответил хмуро:
– Что и со всеми, кто сюда добирался.
Щаге Райк удивился.
– А такое было?
– Дважды, – заверил старый дэв. – Только это случалось еще в эпоху Серого Неба.
Он застыл, глаза невидяще уставились в даль, взгляд ушел сквозь стены. Щаге Райк понял, что старый дэв видит это страшное небо, в которое от чудовищного удара о землю было выброшено столько песка, пыли и пепла, что многие поколения рождались, не видя солнца и не догадываясь о нем, как и о том, откуда на землю идет тепло. Впрочем, оно и сейчас идет не столько от солнца, сколько от подземного жара…
Щаге Райк сделал усилие, прошел мыслью по цепочке разговора, вспомнил, о чем говорили, сказал:
– Тогда еще не было варваров.
– Да… – прошептал старый дэв. – Но появились первые обезглуздевшие… что научились естить в этом страшном свете с Луной над головами… что иснит прежде прекрасные звездные ночи в это… в это!..
