вот-вот прольется мелким гадким дождем, но все же не осточертевшее переплетение зеленых веток, откуда сыплется всякая гадость.
Цветок налетела, боднула в спину. Он слышал ее тоненький вскрик.
– Придон, – прошептала она ему прямо в ухо. – Это что?
– Люди, – ответил он. – Деревня.
– Но как…
– Здесь живут в глине, – ответил он. – Понимаешь? Вы живете в дереве… в дуплах или в шалашах из веток, а эти живут в дуплах из глины. Не поняла?.. Люди вообще везде и во всем живут. В каменных пещерах, на судах…
Он прикусил язык, Цветок или не поверит, или замучит расспросами об этих таинственных и непонятных пещерах или судах. Сердце колотится, в голове накалилось, как железо в горящем горне.
– Ну, – выдохнул он. – Пойдем, не бойся! Ты не поверишь, но я родился на поляне, что в сто тысяч раз больше этой…
Ее пальцы дрожали в его ладони. Он почти тащил ее, замирающую от ужаса. Не верит, успел подумать, что на свете могут быть поляны, подобные этой. Эх, увидела бы его бескрайнюю Степь!
Земля непривычно больно стучала в голые пятки. Твердая как камень, она показалась Придону чересчур теплой. А чем ближе подходили к домикам, тем земля становилась суше и горячее. От ступней начал разлетаться странный белесый пух. Ноздри уловили давно забытый запах. Придон готов был поклясться, что это пепел.
– Я боюсь, – неожиданно сказала за его спиной Цветок. – Я боюсь.
– Не бойся, – ответил он и осекся.
Издали, когда видишь деревню, сразу замечаешь и стада, повозки, гусей на лугу, работающих людей, а когда еще ближе, в ушах начинает звенеть от звонкого гвалта детворы. Эти звереныши носятся, визжат, кувыркаются, вопят, ездят друг на друге, дерутся, хохочут, лезут во все дыры…
От этой деревни веет могильным покоем. Мертвая тишина.
Глава 7
Он приблизился, шел настороженно, оглядывался на каждом шагу. Странные дома – без ограды, без сараев, конюшен, амбаров, курятников. Ладно, пусть кто-то учинил набег, все угнал и всех перебил, но где же поля, колодцы, огороды? Где неизбежные загоны для скота?
Цветок шла притихшая. Она не знала, что такое загоны для скота, но и ей, как видел Придон, было не по себе. Очень не по себе.
Медленно темнело. Сквозь такие тучи луна не пробьется, Придон ускорил шаг. Ноги от усталости стали тяжелыми, как две колоды, живот прилип к спине. Цветок тихонько поскуливала сзади.
Окна первого дома зияли пустотой. Придон заглянул, крикнул дважды, есть ли кто живой, и, не дожидаясь отклика, поспешил к другому. Снова покричал, толкнул дверь. Не заперто, отворилась с приятно скрежещущим сухим звуком.
Пусто, глаза к полумраку привыкают медленно, он едва-едва различал перевернутые лавки, сдвинутый к стене стол. Очаг разрушен грубо и бессмысленно, тяжелые камни исчезли, осталась только скрепляющая их глина… Ах да, камни здесь редкость, потому – ценность… Даже если простой гранит или песчаник.
В третьем доме ему почудилось движение. Осторожно заглянул. В совершенно пустой комнате: ни стола, ни лавок, ни даже паутины на поперечной балке – на плотно утоптанном глиняном полу лежал вниз лицом человек.
Придон вошел осторожно. Сердце колотится так, как не стучало даже в часы самых жарких схваток. Человек не двигается, хотя, как почему-то решил Придон, не спит. Не мертв, не спит, даже бока не раздуваются, как у любого живого, но жив, каким-то образом следит за ними…
– Я зашел с миром, – еле выговорил он. – Со мной женщина… Мы устали и просим ночлега.
Человек не шевелился. Лица Придон не видел, но не проходило ощущение, что за ним наблюдают. Когда он отвел взгляд и оглядел стены, показалось, что человек бросил на него быстрый взгляд, хотя краем глаза не уловил ни малейшего движения.
Цветок сказала с порога дрожащим голосом:
– Уйдем отсюда. Мне страшно. Мне очень страшно.
Знала бы ты, подумал он зло, как трясет меня от макушки до пяток, но ответил хрипловатым мужественным голосом:
– Пожалуй, заглянем к его соседям.
В следующем доме оказалось так же пусто. Цветок уже не поскуливала, а тихонько подвывала. Придон переходил от дома к дому. Еще в двух обнаружил людей, но все спали мертвым сном. Осмелев, он пробовал трясти, будил, но ни один не шелохнулся.
– Колдовство, – проговорил он сдавленным голосом. – Черт, как я не люблю колдовство!
– Что такое…
Он отмахнулся.
– Похоже, придется ночевать без ужина.
– Я смогу, – пообещала она. – Я поела, когда пошла за тобой.
Последний дом выглядел смятым, словно с небес дотянулся огромный кулак и легонько стукнул по крыше. Дом из мокрой глины перекосило, изогнуло, стены в складках, сейчас уже твердых, застывших.
