и побитым, но…
Впрочем, за битого не зря двух небитых дают.
Свенильда подняла смеющееся лицо:
– Как красиво! Ты собрал самое красивое!
Я смотрел сверху, нависая, как могучая грозовая туча:
– Я? Не помню. Скорее всего это ворон насовал в мешок. Его вкусы!.. Если нравится, надень.
Ее щеки зарделись, как утреннее небо на восходе солнца:
– Мой лорд! Это очень дорогой обруч.
– Надень, – велел я, стараясь, чтобы голос звучал так, как должен звучать у мужчины и лорда. – Тебе в самом деле к лицу. Прими в подарок.
Она распахнула огромные синие глаза в непритворном испуге:
– Мой лорд! Я не могу этого принять!
– Почему?
– Ну… просто так…
– Женщинам всегда дарят просто так, – ответил я напыщенно, хотя знал, что вру как сивый мерин. – Просто за твою красоту.
– Мой лорд, вы слишком добры и великодушны… Если я и смогу принять, то лишь как аванс за свою верную и безупречную службу вам, в исполнение всех желаний и прихотей, в том числе подспудных и неосознанных… Ах мой лорд! Возьми меня…
– С собой? – спросил я подозрительно.
Она проворковала с нежным упреком:
– Нет, сейчас!
Я оглянулся на ворона. Тот пробурчал:
– Помню, прижал Адам Еву к дереву. Ева пищит, дерево трещит… С тех пор и пошло, пошло, пошло…
Он вздохнул, отвернулся, да еще и голову сунул под крыло, чтобы ничего не видеть и не слышать. Мне стало неловко, хоть ворон вроде бы и не похож на чеховскую собаку, сказал громко с надменностью в голосе:
– Никаких авансов, Свенильда! Я лорд или не лорд? Вот и лордствую. И серьги нацепи. У тебя ж дырки там в ушах, палец пролезет… Монисто нацепи. Ну, колье!
Ожерелье она надела уже не радостно, а как-то испуганно, съежившись, глаза потемнели, а зрачки расширились. Я обошел ее вокруг, голод грызет внутренности, я чувствовал злость и раздражение, осмотрел как породистую козу, распорядился:
– Прекрасно! Теперь дуй обратно. В казарму.
– Мой лорд!
– Лорд, лорд, – согласился я. – Жди меня в этой… То бишь корпусе спутниц.
– Мой лорд…
– Я сказал, – закончил я, не помня, как это звучит по-латыни.
Я смутно беспокоился, как же она уедет, но ее конь оказался по ту сторону орешника. Несмотря на подавленность такими дорогими подарками, явно за них что-то да возжелаю особенное, что даже в корпусе спутниц не преподают, она сумела все же свистнуть так, что у меня зазвенело в голове, будто ударили в большой медный котел.
Конь выскочил бодро и играючи, Свенильда запрыгнула в седло, бледно улыбнулась мне, но я сделал строгое лицо. Ее изящные ножки ткнули под конское брюхо, конь всхрапнул оскорбленно, взвился на дыбы и красиво помолотил по воздуху передними зубами.
Затем дробный затихающий перестук копыт, в солнечных лучах красиво блестели золотые волосы, ветер завивал их волнами почти так же красиво, как конские хвост и гриву, затем дробный стук копыт затих, а всадница исчезла за далекими деревьями.
Я вздрогнул от хриплого голоса над ухом:
– А все-таки красивая…
– А, черт! Не подкрадывайся так тихо.
– Это я тихо? У вас, у людей, женщины тоже красивые… издали, да?
– Верно, – вздохнул я. – Когда молчит и улыбается издали. А когда раскроет рот… ну, сразу видно, что за фея. Ты уверен, что волк уже не вернется?
Ворон переступил с ноги на ногу, вздохнул горестно, но в глаза почему-то старался не смотреть:
– Ну, я взял на себя некую вольность… Хоть и не люблю этого хыщника, грубый он какой-то, да и вообще… Серость не люблю, а он так и вовсе черность!
Я потребовал:
– Какую ты взял вольность?
