– Из тебя оно само лезет! – каркнул ворон язвительно.
– Ты заметил первый, – ответил волк с достоинством. – Теперь и честь дадена первому.
Я поморщился:
– Вы о чем?
Ворон слетел на траву, прошелся важно, растопырив крылья, клювом пощелкивал, глаза, как у птицы Рух, походка императорская. Кашлянул пару раз, сказал важно и значительно:
– Конечно, первым заметил я… И чтоб вы вообще без меня делали? Но тащил-то этот мохнатый! Не стану же я, мудрец, черную работу делать? Благородный лорд, если ты разуешь зенки да оглянешься, хоть тебе с твоим животом сейчас и дышать тяжко…
За моей спиной в двух шагах прямо на земле лежал в искусно украшенных ножнах исполинский меч. Видно было, как его протащили через кусты, остался след, словно прошлись плугом. Крестообразная рукоять смотрела на мир гордо и вызывающе.
С колотящимся сердцем я вскочил на ноги. Руки сами потянулись к чудесному мечу:
– Что за чудо?
– Меч властелина подземелий, – сказал ворон гордо. – Золото золотом, но не мало ли это для мужчины? Вот я отыскал и выволок… волк малость помог.
Меч был тяжел, я бережно потащил из ножен, синеватая сталь загадочно мерцала, по широкому, как лицо будущего короля, лезвию бегали искорки, прятались в глубинах, выскакивали и выстраивались в загадочные, быстро исчезающие узоры.
Волк рыкнул с благоговением:
– Меч героя!
– Особый трехручный меч, – объяснил ворон торжественно. – Не всякому это! Ох, не всякому…
– Спасибо, друзья, – прошептал я растроганно. – А вы еще о какой-то полуголой бабе… Их хоть пруд пруди, а вот меч… да еще такой!
Потом мы неслись обратно: я в седле, спина волка изредка мелькала в высокой траве, а ворон устроился за моей спиной на седельном мешке. Перья скребли поясницу, но я больше чувствовал, как встречный ветер пытается выдрать мои длинные волосы.
Трехручный меч красиво и надменно смотрел из-за плеча. Багровое солнце медленно опускалось за темный край земли, и оранжевая шишка рукояти блестела, как кровавый глаз Балора. Ворон начал бурчать насчет ночлега, как все пернатые ни хрена не зрит даже в сумерках, но волк на бегу нюхал воздух, даже подпрыгивал и ловил струю воздуха повыше, уверял, что уже близко.
Наконец на далеком багровом небосводе начали подниматься похожие на заостренные наконечники копий остроконечные крыши, даже зловеще краснели, словно их только что вытащили из груды пылающих углей.
– Город! – воскликнул волк. – Я ж говорил!.. А это пернатое: заночуем в поле, заночуем в поле… Тоже мне мышь-полевка.
– Молчи, серость, – буркнул ворон сонно. – Тьфу, вовсе черность. Мы, варвары, пр-р-резираем уют сцивилизации. Мы, суровые и гордые варвары, бдим и спим во чистом поле…
Он прижался к моей спине комом жестких перьев, скребся, умащиваясь. Я чувствовал горячее тельце, у ворон сорок два – как раз нормальная температура, а у воронов и того выше, потому им надо больше есть и больше спать, а там из-за ровного, как струна, черного горизонта мрачно и красиво поднимаются пурпурные шпили, башни, крыши, наконец высунулись даже зубчики каменной стены, тоже словно облитые красной кипящей кровью.
Мы влетели во двор корчмы, как будто пожарная команда во двор богатого особняка. От кузницы несся веселый перестук молотков, из подвала катили тяжелые бочки, на крыльце блюют, лошажье ржанье и фырканье от коновязи, скрип колодезного журавля, плеск воды, запахи кухни, лошадиного пота, свежего сена и опять аромат жареного мяса, от которого я снова ощутил себя голодным, как стая волков на марше.
Мальчишка с готовностью ухватил поводья, а я спрыгнул прямо на нижнюю ступеньку крыльца. Волк моментально очутился рядом, ворон перелетел с мешка и устроился на плече, вогнав для устойчивости когти поглубже в толстую кожу перевязи.
Дверь с треском распахнулась. Я привычно шагнул в сторону, мимо вылетел, провожаемый мощным пинком, тот самый крысоморд с близко посаженными глазками.
Грохнувшись, он перекатился через голову и плюхнулся в грязь, которая возникла с подозрительной готовностью на только что сухом месте. Я услышал истошный вопль:
– Вассалы стоят стеной! Но где же князь?
Он закашлялся от жаб и пауков, что сыпались изо рта. Волк зарычал и с брезгливостью отодвинулся, а к двери подошел, высоко поднимая и отряхивая лапы. Мы шагнули через порог, невидимые руки захлопнули за нами дверь.
Запахи жареного мяса окутали нас с головы до ног, я сглотнул слюну, сразу ощутив себя голодным, зайцы – не еда, а сквозь ровный шум голосов, напоминающий рев морского прибоя, уже знакомо прорезались удалые песни, пьяные выкрики, хохот, звон медных и серебряных кубков.
В лицо пахнуло горячими влажными запахами кислого вина, жареного мяса с луком и чесноком, ароматом горящей хвои. В зале шумно, народу за столами битком, хотя мой прошлый стол наполовину пуст, зато второй, приставленный торцом к его середине, длинный и без скатерти, с обеих сторон заполнен плечистым народом, среди которого выделяются стражники своими кожаными жилетами, но были и мясники, кузнецы, конюхи и еще люди, как я понял, свободные, хоть и не настолько высокого рождения, чтобы их допустили в замок пировать с королевой.
Табуретки и стулья заняты все, но на лавках место отыщется всегда, мы пробрались к моему столу, волк показал клыки одному, другому, и ему место нашлось рядом со мной. Ворон, похоже, слезать с плеча не
