Женщина решилась оторвать голову от его груди. На него взглянули крупные глаза, странно темные, почти черные, с огромными расширенными зрачками. Брови тоже черные, сросшиеся на переносице, а нос удивительно тонок, с настолько красиво вырезанными ноздрями, что у него защемило сердце, почему-то захотелось смеяться от счастья и плакать одновременно. Волосы от встречного ветра трепало уже за спиной Руса, он чувствовал обнаженными плечами их прикосновение, похожее на легкие струи теплой воды.
Она что-то сказала, слова незнакомы, а голос волнующе звонок и чист, как вода лесного родника.
– Ты моя, – сказал он мощно. – И никаким богам не отдам!
Она снова что-то сказала, но Рус покачал головой. Сердце переполнено жгучей нежностью. Он, самый сильный и умелый, держит в руках самую красивую женщину мира, а белый свет несется вскачь навстречу и торопливо распахивает богатства: бери…
В спину стукнуло, затем больно клюнуло в затылок. Он ощутил боль, словно ястреб ударил острым клювом. Недоумевающе раскрыл глаза шире. Ветром заворачивает веки, женщина испуганно вскрикивала и указывала голой рукой ему за спину.
Рус оглянулся, голова дернулась в сторону, по волосам шелестнуло, и лишь тогда сообразил, что мимо вжикнула оперенная стрела! Сзади был грохот конских копыт, облако пыли, из которого выныривали оскаленные конские морды, пригнувшиеся всадники.
За ними гнались десятка два, но в движущемся пыльном облаке часто блистал металл, оттуда слышался лязг, крики, и Рус видел, как в обе стороны вылетали, будто выброшенные рукой бога, окровавленные всадники, а то и вместе с конями.
Затем вынырнул красный конь, почти серый от пыли. Лех, весь в грязи, как болотник, взмахом велел Русу скакать дальше, а сам размахивал мечом во все стороны, и за считанные мгновения еще двое неуклюжих всадников отпрянули, зажимая раны, а третий сразу широко взмахнул руками, будто хотел обнять весь белый свет, и откинулся на конский круп.
– Лех! – крикнул Рус в тревоге.
Двое обошли Леха по обочине, один на ходу выстрелил в сторону Руса из короткого лука. Стрела угодила в плечо, но не пробила тугие, как корень дуба, мышцы, а лишь слегка царапнула кожу. Эти земледельцы, судя по всему, совсем недавно слезли с коней и еще не потеряли свое степняцкое умение стрелять на скаку!
Он крепче сжал в объятиях нежное тело. Женщина что-то сказала на своем птичьем языке. Он не расслышал, еще одна стрела просвистела над ухом, зацепила и вырвала прядь волос.
Сзади яростно гремел веселый крик Леха. Средний брат улыбался, как Рус помнил с детства, даже когда тонул в болоте, когда сорвался со скалы и летел в далекий горный поток, и сейчас кричит весело, не подает виду, что задыхается от усталости и, может быть, уже вот-вот сомлеет от многих ран…
Рус натянул поводья:
– Стой, Ракшас!.. Лех, я иду!
Женщина скатилась на разбитую копытами землю, а Рус уже со своей страшной палицей в руке развернул Ракшаса. Позади в пыльном облаке дико кричали кони, звенел металл, звучали изломанные чужие голоса. Леха не слышал, но дети Скифа не уходят в вирий, не захватив с собой многих и многих врагов для услужения.
С боков обойдя пыльное облако, с двух сторон на него неслись чужие всадники. С короткими копьями, с топорами и палицами, одетые плохо, зброя еще хуже, но им нет числа, и потому Рус тоже закричал весело и люто, понимая, что это последний бой:
– Скиф!.. Мы – твои дети!
Он сшибся с передними, бил палицей быстро и мощно, стараясь поразить как можно больше врагов, вокруг падали с криками, он сам ощущал удары, толчки, в него метали дротики, били со всех сторон, кровь потекла по лбу в глаза, он чувствовал ее и во рту, бился из последних сил, уже молча и страшно, нападающие еще кричали, но уже не так люто, в криках злобы чувствовалась и растерянность, слишком много жизней отняли эти двое, но и упускать нельзя, мужчина всегда опозорен, если дает врагу уйти неотомщенно…
Рус услышал и зловещий свист, понял сквозь боль в черепе, что их стараются достать стрелами, дабы не бросать в огонь боя новые и новые жизни, с ревом вскинул палицу:
– Скиф!
Голос его был хриплый, как у Чеха, он сам успел это заметить, пальцы скользили по липкой от крови рукояти, он бросился на врага сам, мужчина не ждет гибели, как вол на бойне, он умеет прыгнуть навстречу и схватиться с самой Смертью… как вдруг двое прямо перед ним упали с седел, а потом начали падать и другие. Из пыльного облака вырвался конь с залитой кровью попоной, седло свесилось под брюхо, а всадник волочился следом, запутавшись в стремени, загребал обеими ладонями разбитую копытами землю.
В пыли как призраки страшно проступили словно в желтом тумане фигуры всадников. Сердце Руса екнуло. Затем из пыли вынырнул Лех, он все еще был на коне, забрызган кровью, глаза дикие.
– Рус!.. Рус!
– Здесь я, – откликнулся Рус.
– Цел?
– Как младенец в люльке.
– Но ты в крови!
– А ты?
Лех засмеялся с облегчением, крепко обнял, наклонившись с седла. Руки его дрожали, на плече была глубокая царапина. В спине торчали три стрелы, но явно не сумели пробить волчовку. Только сейчас Рус ощутил, что спина ноет, исклеванная чужими стрелами. Все-таки у земледельцев нет той мощи в руках, чтобы верно и мощно послать стрелу.
