закрывала крепкая сталь, а не жалкая медь троянцев или древних эллинов. Томас несется, как выпущенная из катапульты громадная глыба, – теперь сам Сатана не остановит отважного рыцаря на полном скаку!
Когда конь Томаса пронесся между холмами – сотня шагов между ними! – земля под копытами дрогнула, из глубины докатился тяжелый рокот. Конь на скаку пошатнулся, потерял землю под копытами, и Томас напрягся в смертельном страхе, живо представив, как в полном доспехе летит через голову. Но конь устоял, выровнялся, пронеслись мимо холма. Томас успел понять, что холм – не холм, а остатки древнейшей башни или крепости… Боковым зрением ухватил жуткую картину расползающихся в дыме и грохоте огромных каменных плит – трещали корни елочек, а в клубах сизого с черным дыма из разверзающейся земли вздымалось нечто нечеловеческое, чудовищное!
В спину внезапно пахнуло жаром. Конь захрипел в ужасе. Далеко впереди калика остановил коня, призывно махал рукой. Конь вставал на дыбы, норовил умчаться от страшного места.
– Быстрее! – донесся до Томаса горестный крик. – Еще успеешь!
Томас припал к луке, конь уже хрипел, уши прижал, как заяц. Калика повернул жеребца, выворачивая уздой нижнюю челюсть, Томас пронесся мимо, успев увидеть бледное лицо и вытаращенные в отчаянии глаза. Дорога мелькала под копытами ровная – хорошие дороги проложили римляне! – но конь уже хрипел, глаза налились кровью, а серая полоса земли раздробилась на камешки, траву и утоптанную глину.
– Не отставай, не отставай! – прокричал Олег как заклинание. Он снова обогнал Томаса, будто впереди ждала беда еще страшнее и он спешил увидеть первым, отвести ее, закрыть собой друга. Лук, стрелы и меч у него оставались за спиной, что вселило еще больший страх в Томаса: калика даже не хватался за оружие!
Сзади тяжело грохнуло, словно обвалилась гора. Под ногами снова дернулась взад-вперед земля, раздался страшный рев, у Томаса кровь застыла в жилах. Кричал не зверь – кричало нечто страшное, не человеческое и не звериное, как могла бы закричать от боли и ярости ожившая осадная башня Давида, когда по ее стенам хлынули потоки кипящей смолы!
Томас рискнул оглянуться, ахнул, похолодел, а пальцы едва не выронили поводья. Холм развалился, как кротовая кучка, глыбы скатились на дорогу. Из огромной воронки выползали грязно-зеленые чудовища: ростом со всадника с конем, но втрое длиннее, массивнее, укрытые костяными щитками, больше похожими на каменные плиты. Их массивные головы напоминали наковальни, если те бывают размером с бочки, сверху рога, шипы, из пасти черный дым, выстреливаются язычки багрового огня, а глаз не видно в узкой щели.
Конь зашатался, начал спотыкаться. Томас в страхе оглянулся. Первое чудовище сползло с развороченного холма на дорогу, шумно понюхало след и огромными прыжками бросилось в погоню. Следом сбегали другие звери: ярко-зеленые, словно вынырнули из подземного болота, с головы до ног облепленные ряской, у каждого топорщился острый костяной гребень на спине, а распахнутые пасти походили на горящие печи. Земля застонала, когда помчались за всадниками: тяжелыми прыжками, похожие на огромных, вытянутых в прыжке жаб.
Томас крикнул отчаянно:
– Сэр калика! С великой скорбью должен сообщить, что вам придется рассчитывать только на себя!.. Я не смогу быть полезен: мой конь упадет через сорок восемь шагов…
– А сто не вытянет? – заорал калика, резко притормозив коня.
– Я знаю свой вес, доспехи…
– Тогда остальные пятьдесят два – на своих двоих!
Конь зашатался на бегу, рухнул. Томас уже вытащил тяжелые сапоги из кованых стремян, тяжело спрыгнул. Ноги от усталости подкосились, он упал лицом в дорожную грязь и пыль, сильная рука рванула за плечо, едва не вывихнув, страшный голос проревел в ухо:
– Бегом во-о-он до того дуба!
Томас заставил себя бежать во всю мочь. Прав или не прав калика, но он барахтается, а не ждет покорно гибели. Томас несся как олень, прыгал через камни и валежины, начал было удивляться своей мощи, когда оказалось, что рядом скачет конь калики, а сам калика крепко держит рыцаря сзади за плащ, помогая бежать, прыгать. Сзади нарастал рев, грохот, пахнуло жаром и гарью. Томас пытался на ходу вытащить меч, но та же рука больно ударила по локтю, и Томас уже не спорил, лишь старался не умереть на бегу, что было бы позором для рыцаря, несколько лет бегавшего вокруг замка с тяжеленным обломком скалы на плечах, как положено в упражнениях для юного англа.
Дуб приближался, но в глазах качалось, расплывалось, колени подламывались, однако упасть Томас не мог: сильная рука волокла дальше. Внезапно обдало леденящим холодом. Томас завяз, как муха в янтаре, но калика орал и дергал вперед, Томас в смутном удивлении обнаружил себя по горло в воде. Рядом разгоряченный конь калики фыркал, бил копытами, захлестывая Томаса. Ему показалось, что раскаленные от бешеного бега доспехи шипят в воде, поднимается белесый пар.
Олег выволок Томаса на берег, бросил хрипло, задыхаясь от усилий:
– На косогор!.. Вода задержит.
Он соскочил с коня, тот остался на дрожащих ногах, растопырив все четыре, а они побежали вдвоем… Точнее, побежал калика, тут же вернулся, ухватил Томаса, у которого изо всех щелей в доспехах хлестали тугие струи воды, потащил, заставил двигаться, тяжелого как гору. Томас часто падал в изнеможении, на мокрые доспехи налипла земля, сухие листья, щепки, в открытое забрало влетела разъяренная оса и сразу впилась в губу.
Калика орал, торопил. Наконец Томас вломился за ним в густые зеленые кусты, упал без движения. В голове стоял гул, в ушах стучали молотки, а сердце изнутри разламывало стальные доспехи.
Впереди из куста торчали ноги калики. Томас с трудом подтянул тяжелое, как павший в доспехах конь, тело, упал рядом. Калика, раздвинув ветви, смотрел на дорогу. Томас кое-как повернулся на бок, смутно удивляясь своей живучести, выглянул.
Внизу, в сотне шагов от них, блестел под ярким солнцем широкий ручей, такой мелкий, что отчетливо просматривались цветные камешки на дне, галька, водяные растения и даже блистающие в солнечных лучах рыбешки. Томас застонал от досады: намучился, будто море переплывал, чуть не утонул!
На том берегу ручья, стукаясь каменными панцирями и механически взревывая, топталось около десятка огромных чудовищ. Томаса передернуло, он покрепче врылся железными локтями в землю, сжал челюсти и
