Томас уперся спиной в крупный валун, сказал высокомерно:
– Благодарю. Пречистая Дева в своей милости сотворила этот камень заранее, чтобы мне было легче сидеть.
Коршун весело предложил:
– Прекрасно! А ты, чужестранный паломник, сядь рядом.
Олег в трех шагах от них привалился спиной к гранитной скале, составленной из торчащих камней, выступов. Его голова бессильно висела на груди, кровь медленно капала на колени. Услышав Коршуна, он вскинул голову, посмотрел мутным взором:
– Благодарю. Мне тут удобнее.
– Чем же? – спросил Коршун подозрительно.
– Непонятно? Я две ночи не спал, а так засну. Если это мои последние минуты, то я хочу посмотреть на мир. Сэр рыцарь подтвердит, что я как раз язычник.
Коршун вопросительно посмотрел на Петра, тот кивнул:
– Креста на нем не было!
Коршун небрежно махнул рукой:
– Перед смертью не надышишься… Ладно, сиди там, если оттуда виднее… Эй, Павел и Петр! Не спускайте глаз, ясно?
Петр пробурчал недовольно:
– Куда уж больше? Прямо за ноги держим.
Оба сели перед Томасом, мечи лежали на коленях. Посматривали и на Олега, тот оказался почти за их спинами, но варвар выглядел вконец изможденным, залитый кровью, а веревка на его скрученных за спиной руках сдержала бы слона. Вдобавок Коршун, который помнил о троих погибших, велел потуже стянуть варвару ноги. Томас сидел, упираясь в валун, выпрямлял спину – не желая, чтобы подумали, будто скис перед смертью. Глаза надменно смотрели поверх голов наемников, и Павел в конце концов сказал нервно:
– Коршун, этот железнобокий чересчур спокоен. У меня от его ровного сопения прожигаются дырки в желудке. Давайте их кончим и сбросим в водопад.
– А хозяин?
– Скажем правду. Думаешь, не отдаст остальные деньги?
– Заявит, что снова убежали. Похоже, его когда-то здорово напугали.
Павел опустился на корточки перед Томасом, покачал кончиком сабли перед глазами высокомерного рыцаря.
– Перестань скалить зубы!
Коршун сказал резко, с презрением в голосе:
– Прекрати трястись! Он благородный рыцарь, голубая кровь! Трусит, но держит гонор. Так у них, благородных, принято. А ты, дурень, принимаешь за чистую монету.
Павел поерзал, подозрительно покосился на Коршуна:
– А зачем притворяться?
– Не знаю, – ответил Коршун с ядовитой усмешкой, – у благородных так принято. Но если поджилки трясутся, наблюдай за ними повнимательнее. И ты, Петр!
– Наблюдаю, – заверил Петр хмуро. – Я видел, как этот железнобокий схватил Тетерю. Один раз давнул, а ни одной целой кости не осталось! Сердце вовсе через горло выскользнуло…
Коршун и Павел нервно переглянулись, уставились на Томаса.
Молодец я, подумал Томас, уже сознание потерял, а рыцарской хватки не лишился. Жаль, не помню, как было дело.
Перед ним сидел Коршун, черные глаза на плоском лице блестели, в них отражались холодные звезды. Саблю не выпускал, трогал ногтем большого пальца острие, как проверял совсем недавно сам Томас.
Стыд снова погнал горячую кровь к лицу рыцаря, он глухо застонал, заставил себя надменно вскинуть голову и смотреть поверх голов презренных наемников. Калика сидит всего в трех-четырех шагах за спинами Коршуна и Павла, лицо несчастное, с темными полосками засохшей крови. Он чуть свел плечи, с трудом приподнялся, начал нервно ерзать, словно чесал спину о камни. Томас смотрел непонимающе, ибо калика вроде бы не трус, уже доказал, но сейчас явно нервничает, дергается от страха – все-таки не воин, а всего лишь очень сильный мужчина, которому просто везло…
Вдруг Томас ощутил, как новая волна горячей крови хлынула к щекам, от стыда замигал, едва не вскрикнул. Позор для благородного рыцаря так подумать о мужественном паломнике, наверняка тот выбрал плохое место лишь потому, что сразу решил попытаться перетереть стягивающую его руки веревку!
– Вы все трусы, – проговорил Томас как можно загадочнее, – у меня все равно осталась возможность вас уничтожить…
Пальцы Коршуна крепче сжались на рукояти сабли, а Петр и Павел шарахнулись головами так, что искры вспыхнули в ночи, когда кинулись ощупывать веревки на его ногах.
– Какая возможность? – потребовал Коршун.
– Ты узнаешь, – проговорил Томас медленно, не сводя с него глаз. Он посмотрел на свои связанные ноги, и все трое наемников уставились на них.
